Жаклин Митчард - Поворот судьбы

Я все время возвращался мыслями к отцу. Мне было интересно, когда же он подойдет ко мне и скажет: «Сын, нам надо поговорить». И он сделал это в понедельник, в день, когда оформлялись бумаги на продажу дома.

Лео появился в доме с Амосом, маленьким и хрупким в своей корзинке. Я увидел Лео шагающим по дорожке к дому и разговаривающим по мобильному телефону. Он жестикулировал так, словно его собеседник (вернее, собеседница, потому что наверняка это была Джойос) мог бы его увидеть. Войдя, он обратился ко мне:

— Гейб, ради всего святого, подержи его. Мне нужно в ванную.

У меня руки грязные.

Когда он увидел, с какой неохотой я беру ребенка, он сказал:

— Послушай, ведь это твой брат.

Так и было. Этот бедняжка, как бы я к нему ни относился, был мне братом. Я положил его между подушками на софе, как научился делать это с Аори, когда та была совсем крошечной, и он через несколько минут уснул.

— Итак, — возвратившись, произнес Лео, — ты меня ненавидишь до глубины души.

— Что-то в таком духе.

— Я не виню тебя за то, что ты сердишься…

— Как благородно с твоей стороны.

— Но ненависть — это такое сильное чувство, что даже не знаю, Гейб, кому оно может причинить больше вреда: тебе или мне.

Он был прав. У меня все внутри переворачивалось, когда я вспоминал историю наших милых семейных отношений. Я не вылезал из туалета. Лео в доме был подобен вирусу, от которого не спрячешься. Он присел на край моей кровати.

— Гейб, постарайся вспомнить хорошие времена. Помнишь, как мы вырезали машинку из дерева?

Я застонал.

— Как школа?

В ответ я притворился, что смеюсь, хотя на самом деле в моем смехе слышалась такая горечь, что я выглядел как персонаж черно-белого немого кино.

— Школа для меня либо не существует, либо становится источником сильной головной боли, — ответил я ему.

— Надо стараться, Гейб. В колледже тебе будет намного легче. Для детей с хорошими способностями есть программы, учитывающие, что студент страдает от речевой дезориентации.

— Я от нее не страдаю, я с ней живу.

— Тебе надо чаще выступать на публике. Это улучшит и навыки письма. Ты делаешь дополнительные задания по письму?

— Нет.

— Ты мог бы попробовать.

— Хорошо.

— Мама рассказала мне о том, что сейчас разработаны такие программы, и они успешно работают.

— Правда, за них надо платить. Ты участвуешь?

— Ты знаешь, Гейб, что у меня теперь не та ситуация. Но я могу помочь маме получить те деньги, которые вам оставил дедушка.

— О, чтобы мы могли пользоваться деньгами маминого отца и не беспокоить собственного!

— Но можно еще попробовать попросить социальную помощь.

— Ты соображаешь, что говоришь? Мама не рассчитывает на помощь для себя. Она работает на лекарства, потому что никто не хочет оформлять страховку. Она не будет сидеть, сложа руки и ждать помощи.

— Но учитывая, что случай чрезвычайный…

— Я думал, что ты не удивишь меня больше. Однако я ошибся. Папочка в ударе. То есть получается, что тебе лучше, чтобы мы с Карой жили на пособие, чем отправиться самому на работу?

Он отвернулся.

— Помнишь, как мы строили с тобой крепость?

— Давай оставим в покое наши общие воспоминания. Я посмотрел на часы.

— Знаешь, мне пора уходить. Работу искать, чтобы было что поесть.

— Гейб, когда-нибудь ты поймешь отца. Я не знаю, сможешь ли ты простить меня, но тебе тоже захочется чего-нибудь так сильно, что ты будешь готов рискнуть всем.

— Стоп. Чем же ты рисковал?

— Тем, что мой собственный сын не будет меня уважать.

— Принимается. Так и есть.

— Я приеду. Когда ребенок, то есть дети, станут постарше, и ты сможешь приехать к нам. Если бы ты знал Джой лучше…

— Живи этими мыслями. Как только возьмут интервью у снежного человека, я обязательно появлюсь в вашем доме.

Я встал.

— Ты окончательно сошел с ума? С какой стати мне приезжать к вам? Ты сам вынуждаешь меня так говорить. Зачем мне нужна, твоя Джой? Зачем мне узнавать ее получше? За те два часа, которые я провел в ее обществе, я и так все о ней понял. Ее собственная сестра ждет не дождется, как бы смотаться оттуда.

— Ты изменишь свое мнение.

— Не стоит тебе на это полагаться, понял? Если я найду возможность обеспечить маме уход, я оставлю ее с Кейси, и меня никто не вспомнит в Шебойгане, потому что мне все надоело.

— Я тебя понимаю.

— О, ты разбиваешь мне сердце своим пониманием!

— Как бы ты себя чувствовал, — спросил он, и мне пришлось сдержать себя, чтобы не обнять его. Я держал руку так, будто она у меня сломана или в гипсе. — Как бы ты себя чувствовал, если бы твои родители стыдились того, что ты называешься их сыном?

— Я ощущал бы себя полным дерьмом, Леон, — сказал ему я. — Я бы чувствовал себя именно так.

— Есть хочешь? — позвала меня Кейси из кухни.

— Да, — ответил я ей. — Жареная говядина, индейка и…

— Заправка с майонезом, — закончила за меня Кейси.

— Должен признать, — проговорил Лео, — что хотя она и ненавидит меня до глубины души, Кейси была для вас хорошим другом.

— Она заменила мне в некоторой степени отца, которого у меня не было. Я, конечно, получаю большое удовольствие от нашей беседы, но у меня дела…

Он ушел. Я продырявил кулаком изголовье кровати. Это было хлипкое и плохое изголовье. Потом я начал плакать так сильно, что, в конце концов, обессиленный, заснул.

Моя мама ходила на физиотерапию по субботам. Если у нее оставались силы, после того, как терапевт поработал над ее ногами, заставив выполнять многочисленные манипуляции, она отправлялась на занятия в балетном классе. Иногда к ней присоединялась Кара. Когда ей было хорошо, мы жили, когда ей становилось немного хуже, мы ждали, затаив дыхание, что же будет дальше. Однако она поправлялась — в этом не было сомнений.

Мой отец вернулся — без Амоса — к назначенному дню развода. Я ждал, что меня снова посетит чувство щемящего ожидания, тоски, ностальгии, по тем золотым детским дням, которые в моей памяти были связаны с Лео. Однако ничего не последовало. Это можно было сравнить с тем, как если бы я касался шрама на колене (он остался у меня после того, как я порезался о поломанную ручку велосипеда). Я не чувствовал ничего. Пустота. Те воспоминания больше не вызывали у меня никаких ощущений.

До сих пор не вызывают.

Развод показался мне вполне обыденным событием. Даже более обыденным, чем переобувание. А ведь всего год назад развод представлялся мне таким же невероятным, как приземление марсианского космического корабля в теплице у Клауса. Последние полгода стали самыми долгими и мучительными в моей жизни. Я желал только одного — чтобы моя мама выглядела в суде на высшем уровне. Я не хотел, чтобы она хромала или казалась «съеденной» болезнью, даже, несмотря на то, что это вызвало бы дополнительное сочувствие у судьи. Мы уже знали, что отец должен будет платить ей каждый месяц определенную сумму, в связи с тем, что она не может работать, как раньше. Это содержание назначалось до тех пор, пока мама оставалась незамужней. Но я даже не рассматривал вариант повторного замужества.