Жаклин Митчард - Поворот судьбы

В любом случае я ждала, что жизнь несколько стабилизируется. Шебойган казался мне идеальным местом, для того чтобы начать с чистого листа, и я могу с уверенностью сказать, что не жалею о том, что остановила выбор на этом городе.

Родители Лео все еще владели маленьким магазинчиком на Пайн-стрит, когда им сообщили, что дедушка Штейнер заболел — у него рак простаты. Несмотря на благоприятный прогноз, бабушка Штейнер была убита горем. После лечения дедушка Штейнер превратился в скелет. Наступило время Лео выступить в роли рыцаря в золотых доспехах. Для своей семьи Лео был страховым полисом. Нам пришлось принимать решение. Мы думали обо всем — о качестве школьного образования, о видах за городом, о цене на жилье, о том, как заставить диплом Лео работать на нас, а не на мистера Уоррена. Штейнеры были готовы на все ради спасения своего маленького бизнеса. Собственный магазинчик был для них священен, как Тора.

Как раз накануне того, как окончательно определиться с переездом, мы отправились в Санта-Лючию. Я прибыла домой с сертификатом по дайвингу, с ожогами второй степени и подтвержденной беременностью. Так все и решилось окончательно. Мы начали обращаться к нашему будущему малышу А. Габриэль Штейнер (А. означало Амброуз как комплимент моему отцу, но по взаимному молчаливому согласию мы были намерены даже не упоминать этого имени). У него появилась возможность вырасти в чистом городе, безопасном и красивом, неподалеку от своих, бабушки и дедушки, которые будут его любить и лелеять. В Чикаго наша жизнь могла закончиться грандиозной катастрофой, так как на дворе было неспокойное время, когда убийство беременной женщины не воспринималось как вопиющее преступление. В Висконсине я могла бы помогать Лео рассортировывать упаковки с воздушными змеями и шахматами, чтобы быстрее превратить магазинчик в «приличный магазин».

Переезд оказался частью генерального плана, который я бы охарактеризовала как чрезвычайно успешный, потому, что ощутила себя частью большого семейства, чего мне так не хватало в родном доме. Мне всегда нравились Хана и Гейб, а теперь я их полюбила.

Дедушка поправился. Дело наладилось. Родился Гейб. Штейнеры были готовы устроить парад-алле.

Но я потеряла голову.

Предполагалось, что после рождения ребенка я передам его на руки какой-нибудь няне в яслях и отправлюсь покорять профессиональные вершины. Чего я не учла, однако, это того эмоционального взрыва, который ожидал меня, когда после тридцати часов изнурительных потуг на свет появился этот мокрый серый комочек. В начале 1980-х женщина, которая попросила бы таблетку аспирина во время родов, ощутила бы на себе косые взгляды, поэтому я была выпотрошена, как и мой новорожденный Гейб, который не мог даже плакать от усталости. Когда медсестры-шведки, крупные и энергичные, небрежно приспособили на его крохотном личике кислородную маску, я взревела, как мифическая Медея, возмущаясь тем, что они не понимают очевидного: этот ребенок нуждается только во мне, и ни в ком, и ни в чем больше. Я не могла заставить себя бросить его хоть на день. Я не хотела, чтобы он вырастал. К тому времени, когда малышу исполнилось два месяца, я могла довести себя до слез при мысли о том, что не увижу его восемь часов подряд, поэтому я отбросила всякие планы относительно няни и прочей ерунды. Бабушка Штейнер, хотя и обладала плохим зрением, была выносливой, как мустанг. Она поддерживала меня, пока я занималась статьями для журналов на тему поддержания формы до беременности, после родов, а еще… Догадываетесь? О том, как сохранить форму во время беременности.

Через какое-то время Лео начал интересоваться, почему мы каждый вечер едим рис, почему не можем позволить себе купить дом, как и положено паре, которая пережила счастливое пополнение? Однако жизнь по-прежнему больше радовала, чем разочаровывала. Штейнеры купили скромный, но симпатичный коттедж, в графстве Дор, куда мы часто отправлялись на выходные.

Сами они перебрались в дом, который делили со своими лучшими друзьями, дедушкой и бабушкой Лео.

Затем совершенно внезапно их «приличный магазин» едва не стал жертвой новомодных торговых центров. Лео решил воспользоваться выгодным расположением магазина и быстро продал его. Потрясенные высокой ценой своей собственности, Штейнеры ушли на пенсию, и Гейб Штейнер (не будучи по природе ленивым человеком) стал немного играть на бирже. Они делились с нами своими доходами, чтобы, по выражению Ханы, мы «могли немного отложить».

Лео по-прежнему числился в гениях.

Мы внесли вклад за две квартиры такой огромной площади, что фактически они представляли собой два отдельных дома, построенные один над другим. У нас были четыре симпатичные спальни и маленький уголок, который мы приспособили под кабинет. Верхний этаж мы сдали паре датчан, Лизель и Клаусу, профессорам факультета энтомологии в университете Висконсина. Они так часто уезжали в страны, которые можно было бы назвать раем для любителей жуков и прочих насекомых, что иногда мне казалось, будто мы заключили договор с призраками, готовыми оплачивать аренду. В их квартире были три огромные спальные комнаты, одну из них они использовали в качестве лаборатории. Лео часто повторял, как он рад, что наши жильцы изучают жучков, а не тропические болезни.

Затем Лео решил взяться и за меня. Он собирался использовать то, что нам удалось «немного отложить», чтобы получить диплом юриста. Я была без постоянной работы, поэтому хотела пнуть его под коленку, но он убедил меня в том, что специальность бизнес-менеджера, подкрепленная знанием юридической науки, сделает его высоко конкурентным, а значит, дорогим.

— Джули, тебе пора задуматься над тем, куда пойти работать, иначе мы не сможем позволить себе даже визит к детскому врачу.

— Знаешь, — ответила я, — с таким количеством дипломов, может, тебя примут в штат ФБР?

— Джули, — не складывал оружия Лео, — я прекрасно понимаю, что ты не хочешь оставлять Гейба на попечение другого человека.

— Да, я не хочу бросать его. Я думаю, что должна сидеть с ним не меньше года…

— Даже твоя частичная занятость на какой-нибудь работе принесла бы нам ощутимую пользу.

— Если речь идет только о посещении детских врачей, мы можем обращаться в школьный центр здравоохранения.

— Но это же, в Милуоки, Джули. Тридцать миль пути!

Я знала, что он прав. Если бы не Лизель и Клаус, а также стипендия, которую получал Лео, нам пришлось бы жить на рисе и воде.

Я решила какое-то время выждать. Чем меньше говорить о проблеме, тем лучше. Лео участвовал в летней программе для студентов-выпускников.

Но затем…

Я кормила грудью — это означало, что я вряд ли могу забеременеть.