Михаил Аранов - Баржа смерти

– Это ты о чём? О «революционной борьбе» или о «проститутках», – спросил Моисей.

– Всё пойдёт в дело, – отрезал Израиль.

– Значит, в России скоро публичные дома разрешат? – не унимался Моисей.

– Ну, сколько раз надо объяснять, – не скрывая раздражения, кричит Израиль, – скреп не хватает!

– В Германии давно публичные дома разрешены, – тускло отзывается Моисей.

– Ну, пойми, наконец. Публичные дома – это ж европейские ценности, – в голосе Израиля слышится явная усталость.

А ещё Моисей спросил, отчего это около городка, где он с Израилем проживает, так много этих непотребных фургончиков. В других местах вроде их не замечал.

– А ты приглядись, что за соснами? Корпуса казарм. И там оккупанты эти натовские, кобели молодые. Вот власть им посочувствовала. Что же им в берлинский бордель или в гамбургский ездить, такую даль? Это ведь какой расход для германского бюджета!

«Вот мне что-то никто не посочувствует. На Еву смотреть тошно, – с какой-то странной грустью подумал Моисей. – Но раз европейские ценности, то почему нет?» Моисей даже хохотнул слегка. Решил проверить на себе. Купил презервативы. Дорогущие! Не то, что в России в прошлые времена. В бумажных пакетиках за копейки. Как не вспомнить Родину добрым словом. А здесь – «СПИД свирепствует». Это телеящик взахлёб орёт. А вот с виагрой повезло. Пошёл к своему урологу. Поляк, по-русски говорит. Сразу всё понял, даже посочувствовал. Выписал рецепт, а там другое лекарство указано. Сказал: аптека ниже этажом в этом же здании. Моисей предъявил рецепт и получил пачку виагры. Бесплатно! А так бы пришлось платить 100 евро за эти десять штук. Конечно, озадачило сомнение: что-то здесь нечисто. Верно, придётся больничной кассе оплачивать аптеке лекарство в несколько раз дороже, чем эта виагра. Но тут же бодренькая мыслишка расправила крылышки: «Может, закадрю какую помоложе Евы. Чувих мы клеим столярным клеем!» Как тут не вспомнить вечерний Невский. Моисей радостно захихикал от сладких предчувствий и чудных воспоминаний молодости.

И вот он едет на своём слегка подержанном «Мерсе». И что говорить о «Мерсе», когда и его хозяин не первой свежести. Но чувствует сейчас себя бодрячком. Правда, с утра что-то сердечко зашалило, верно, от волнения. Принял таблетку нитроглицерина. Сразу полегчало. Вспомнил про инструкцию к «Виагре»: «Принять таблетку за час до планируемого секса». Всё рассчитал: на дорогу минут сорок, проглотил таблетку за двадцать минут до отъезда. И вот уже появились полянки между сосен, и замелькали фургончики. И около них девушки, верно, умирают от скуки. «Лежалый товар», – хихикнул Моисей, проезжая мимо. Вот ещё фургончик. Возле него пара молодых людей в чёрных костюмах при галстуках. Вот эти вызывают уважение и доверие. Моисей останавливает свой «Мерс». Куртку бросил на сиденье, время-то летнее. Одёрнул свою сиреневую рубашку навыпуск. Надел такую рубашку, чтоб живот не демонстрировать, который несколько выпирает. Это ему ещё Ева посоветовала. Вот уж вспомнил-то о Еве совсем не вовремя. А к нему уже походят парни: один лысый, другой с хипстерской причёской. Улыбаются, будто дорогого гостя заждались. Моисей прокашлялся, что-то в горле запершило. Будешь волноваться. В данном деле он, считай, девственник. Однако собрался с духом и, как будто, завсегдатай этих заведений голосом, слегка осевшим от волнения, произнёс на своём чистом идиш: «Девочку мне лет двадцать». Парни явно смешались от его наглости: «У нас, знаете, только после сорока. А двадцатилетние – только по особому заказу. И прайс: двести евро за полчаса».

«Ну, что есть, то есть, – Моисей для понта взглянул на свои часы из фальшивого золота, мол, время – деньги, – показывайте свой товар».

Парни заулыбались: «Сорокалетние на выбор, блондинку или брюнетку изволите. Пятьдесят евро – полчаса, сто пятьдесят евро – час».

– Розовую мне. Розочку, – хохотнул Моисей, – на полчаса.

– А Вы успеете? – улыбнулся лысый.

«Что значит, успеете?!» – хотел, было, возмутиться Моисей, но лысый уже стучит в окно фургончика. А хипстер большим и указательным пальцами эдак выразительно шуршит. Мол, деньги давай. Слава Богу, полтинник был в кошельке у Моисея. А то ведь с сотни у них сдачи не дождёшься. А дальше всё было как в тумане. Моисей помнит, как хипстер завёл его в фургон. Ослепительно рыжее – то ли женская голова, то ли заходящее солнце заглянуло в окно фургона. Изрисованные татуировкой руки сбрасывают с его плеч подтяжки. Что-то чужое зашевелилось в его трусах. И потом мрак. Очнулся он в больнице. Медсестра сказала: «Вас привезли с сердечным приступом, – и как-то криво усмехнулась, – машина Ваша на стоянке. Адрес – на ресепшн».

Ева с ума сходила в поисках Моисея. Звонила в полицию, в скорую помощь. Нашла его, когда он был уже на выписке из больницы. Расплакалась, увидев его живым и здоровым. Ну, почти здоровым. А вот деньги угрохал впустую. Разве ей об этом расскажешь. И «Мерс» на платной стоянке две недели стоял. Штраф прислали, считай надо отдать пенсию за полгода, ведь никто из этих рвачей не посочувствует.

Пошёл к этому мерзавцу урологу-поляку, который выписал ему эту гадость. А там уже другой уролог. Поляка выслали из Германии. А аптекарь, который выдал Моисею «Виагру», в тюрьме. Оба – мошенники.

– Фальшивка? – Моисей показал коробку с «Виагрой» врачу.

– Да нет. Такая во всех аптеках продаётся. Инструкцию надо читать внимательно, – в голосе врача звучат назидательные ноты, – если Вы примете виагру вместе с препаратом, содержащим нитраты, например нитроглицерин, Ваше кровяное давление может внезапно снизиться до опасных для жизни значений.

Врач строго смотрит на Моисея, – а что с Вами случилось?

– Да нет, Всё нормально, – промямлил Моисей.

Когда Моисей рассказал эту историю Израилю, тот хохотал целый час. Нет, чтобы посочувствовать. Друг называется. Всё-таки Израиль мерзкий старик, хоть и еврей.

Всё это было давно. Моисей простил Израиля. Правда, нынче опять поругались. И Моисей написал жалобу на Израиля туда, наверх. Ну не Богу. Моисей в синагогу не ходит. Он до сих пор платит партвзносы. «КПРФ» – связь с Родиной, что и не говори.

Куда написал, так Израиль уже получил повестку. Не отвертится.

Вот вчерась, с Хануки Ева целый мешок жратвы принесла. Что добру-то пропадать. А у Моисея, как на грех, холодильник сломался. Но надо доедать дареное, хоть живот второй день пучит.

«Звук осторожный и глухой», – кричит Моисей в оглохшую телефонную трубку. Кому теперь позвонишь? С Израилем враги. А с Евой, о чем говорить?! И вдруг звук, совсем неосторожный, пулемётной очередью: пук, пук, пук. О, какое облегчение в животе. «Плода, сорвавшегося с древа, – продолжает уже с пафосом Моисей, – среди немолчного напева глубокой тишины лесной»…