Коллектив авторов - Маруся отравилась. Секс и смерть в 1920-е. Антология

— Поняла, Гарри!

Взволнованные пальцы ее скользнули нечаянно по его щеке. Гарри поднялся тотчас же и сурово отстранил ее руки.

— Ну, довольно, довольно. Обрадовалась!

— Гарри! — простонала она.

— Ну, что?

Он взглянул на нее с некоторым любопытством и даже улыбнулся ее порозовевшим от волнения щекам, блистающим от страха глазкам.

— Гарри, — пробормотала она, — Гарри… Костюм мой готов!

— Ого, — заинтересовался Гарри, — шелковый готов?

— Ну да, шелковый, Гарри! Такая прелесть, Гарри! Хочешь, я надену сейчас?

— Некогда, после…

— Когда же, когда, Гарри! Я в нем хорошенькая, я совсем как барышня, ты не отличишь меня от конторских, Гарри!

Гарри был смягчен этим страстным призывом. Он, улыбаясь, приблизился к девушке и, небрежно обнимая ее, прошептал:

— Когда же придешь?

— Гарри!

— Ну, например, сегодня, да?

— Гарри, сегодня. Сегодня, сегодня, Гарри!

Гарри задумался, потом достал из бокового кармана объемистую тетрадочку, испечатанную машинными буковками через лиловую копировку, и передал девушке.

— Сначала прочти это.

Девушка отступила и не сразу приняла подарок. Влюбленное сердце ее не лежало к бумажным ласкам. Лиловые строчки, да еще смазанные и не очень четкие, наводили на нее страх и уныние. Однако она покорно спросила:

— Гарри, что это такое?

— Прочтешь — увидишь, — сурово сказал он, — но без этого совместная любовь наша невозможна.

— Хорошо, я прочту! — согласилась она.

— Когда все поймешь и изучишь, тогда приходи. Поняла?

— Поняла, Гарри.

— Ну вот. Прощай… Десять минут уже вышли, — ехидно прошипел он и направился к двери.

Подруги Кетти, должно быть, находились где-нибудь поблизости, потому что, едва лишь дверь затворилась, как они, одна за другой, вернулись назад. Особая подружеская гордость запрещала им расспрашивать Кетти и обязывала ждать, когда она сама поделится пережитым. Но Кетти молчала. Оскорбленная ее молчанием Доротея грубо проворчала:

— Только зря людей беспокоите… Ничего, вижу, и не было у вас…

Кетти вздрогнула от обиды и зарылась в подушки. Горечь сползла с ее сердца, как весенний снег под пристальным солнцем. Она тихонько достала оставленную Гарри тетрадку и, с напряжением всех своих душевных сил, принялась за чтение.

Крупными буквами, разукрашенными красными и синими чернилами, в заголовке рукописи значилось: «Наказ моему предмету». Когда значение этих слов дошло до сознания Кетти, она почувствовала, как все тело ее облилось горячим стыдом и радостью.

Непрестанно краснея, в жару и волнении, она принялась за чтение наказа.

Наказ этот, представлявший из себя небольшой, но насыщенный содержательностью трактат, гласил по девяти пунктам следующее:

«Настоящим хочется поставить в известность относительно драм жизни, то есть то, что бывает в жизни наших переживаний, когда я с кем-нибудь сходился. Что я хочу сказать моим наказом? Правда, пишется он скоро и не так, может быть, литературно, но лишь бы было понятно. В моем наказе я хочу показать на факте, что мне нужно.

То есть наша совместная любовь может состояться на следующих фактах:

Во-первых, ни в каком случае ты не должна никогда рассчитывать на что-нибудь, кроме того, что я сам хочу, предлагаю, делаю и т. д. и т. п. Будь довольна тем, что я сам считаю нужным. (Относительно загса я не признаю, и ты не можешь требовать, как мещанство.)

Во-вторых, в отношении расположения меня к себе — все начинаешь сама: и ласку, и способы ликвидировать размолвки, и подходы, судя по моему настроению, ко мне, понимая меня в каждый данный момент. Помни, что любовь — это нежное слияние двух существ во взаимной гармонии. Ты видишь в своем предмете свой идеал, всю радость, весь свет. Ты мысленно награждаешь меня, мой образ всеми чарующими прелестями, всеми прекрасными качествами.

В-третьих, абсолютно полная, на все сто процентов любовь, не так что на сорок нравишься, а на шестьдесят — нет. С тем, чтобы я чувствовал, понимал, видел, что я действительно для тебя все, лучше всех (дороже всех), роднее, милее, что за меня и в огонь и в воду, необходим, как воздух. Все говорить с полной искренностью, все полностью, что есть, ничего не сжимать, не задерживать.

В-четвертых, понять мои вкусы в одежде, в обращении с людьми, в походке, в поведении со мной наедине, в ласках (формы ласки и пр.), делая как можно больше приятного, всемерно, беспрекословно считаться с моими указаниями в отношении одежды, обуви, манер обращения и прочее, всегда и везде, будь то в кино, или на улице, или дома.

В-пятых, абсолютно полная послушность и исполнительность во всех без исключения случаях, помня и зная, что как по линии теоретической, так и по линии практической — знания жизни и полного этикета светской жизни, — превосходство на моей стороне. Чувствуй себя подругой, а не спорщицей упрямой, то есть в тех случаях, когда я совета не принимаю, то делать, как я указываю, во всем и всегда.

В-шестых, бросить всякую подозрительность, ибо она ничего не устраивает, а увеличивает трещину между людьми, не исповедовать меня, а знать, что я сам все, что надо, что найду нужным — скажу. Бросить всякую тактику из головы и из сердца, дать ему простор и полную любовь, и оно будет заполнено.

В-седьмых, желать меня в половом отношении как самого милого, самого приятного мужчину, твердо осознав, что все, что было до сих пор, было ерунда, хуже того, что есть во мне, что мне отдать надо все, желать, как дыхание, — меня (это и есть отношение как к любимому, а не как флирт, то есть игра в любовь).

В-восьмых, логически понять, что теперь наступила самая полнота твоей жизни, полоса завершенности, самая хорошая полоса, лучше какой не будет, потому что я для тебя единственный. Поэтому быть спокойно жизнерадостной, женственно милой со мной, сосредоточив на мне все самое дорогое, все сердце, все мысли и душу.

В-девятых, чувствовать себя женщиной, а не мужичиться, выбросить мужчинский всякий там аляфасон, зная, что я силой своей мужчины достаточно силен, подчиню тебя, доминирующе над тобой заставлю чувствовать силу, если будешь артачиться, поэтому выбросить из себя все это сразу, немедленно.

Только при этих основаниях возможна твоя совместная любовь, когда ты говоришь:

— Я люблю вас!!!

Сколько выразительности в этих немногочисленных словах, сколько в них чувства и сердечного трепета, когда они отзываются в гармонирующих сердцах.

В ожидании ответа, то есть рокового „да“, остаюсь известный тебе и ждущий полного твоего исполнения настоящего наказа ГАРРИ».

Кетти перечитала еще раз и еще.

Прикрывши опаленные стыдом щеки тетрадкой, пахнувшей краской, она лежала неподвижно так долго, что успели одна за другой собраться и уйти ее подруги. Когда же, очнувшись от стыда и потрясения, привстала она, сронив тетрадку с лица, в комнате увидела она только младшую из подруг, носившую, по общему выбору, лукавое имя Нелли. Девушка терпеливо возилась с зеленым шарфом, устраивая из него что-то вроде чалмы. Кетти должна была окликнуть ее несколько раз — так она была занята своим делом.