Коллектив авторов - Маруся отравилась. Секс и смерть в 1920-е. Антология

— Ну, как сказать. Едем на этом уже четыре года и, кажется, неплохо едем.

— Да, четыре года. Но теперь пора обновиться, стать шире, глубже.

— Напротив. Именно теперь партийная сплоченность и выдержка особенно важны. А то недолго попасть в буржуазное болото.

— Не так страшно. Партийный коммунист от этого всегда гарантирован.

— Вы думаете?

— За себя я, во всяком случае, ручаюсь.

Тарк глянул в сторону.

— А ваш роман с госпожей Велярской?

Сандаров быстро подошел к столу.

— Тов. Тарк, я полагаю, что партийный контроль имеет известный предел и на некоторые чисто личные обстоятельства не распространяется. Не так ли?

— Не совсем. Если эти личные обстоятельства отражаются на общественной физиономии члена партии, то партия вправе сказать свое слово.

— В таком случае я требую партийного суда. А на сплетни отвечать не намерен.

— Не волнуйтесь, тов. Сандаров. Я исполняю волю ячейки и передаю вам все, что о вас говорят. Вы можете представить объяснения, и вопрос будет исчерпан.

— Никаких объяснений я не представлю и разговаривать на эту тему отказываюсь.

— Это ваше дело. Должен только заметить, что вопрос о госпоже Велярской приобретает особую остроту только потому, что она жена одного из наших контрагентов.

— И что ж из этого следует?

— А то следует, тов. Сандаров, что от романа с женой до спекуляции с мужем — один шаг.

Сандаров бросился к Тарку.

— Вы с ума сошли, Тарк! Вы не слышите, что говорите.

— Отлично слышу и считаю своим партийным долгом вас об этом предупредить.

Сандаров подошел к двери.

— Тов. Тарк! Я полагаю, что рисовать картину моего уголовного будущего едва ли входит в ваши партийные обязанности. Все, что могли, вы мне сказали. А потому ваша миссия может считаться законченной.

Тарк встал.

— Я доложу ячейке о результате нашей беседы.

— Пожалуйста.

Тарк вышел. Сандаров подошел к телефону.

— Дайте М. К. М. К.? Никого нет? Передайте, что звонил Сандаров из Главстроя и просил непременно ему позвонить.

Велярская сотый раз подошла к зеркалу и поправила волосы.

Отошла. Взяла книжку. Бросила.

— Маша! Мне, наверное, никто не звонил?

— Нет, барыня.

— А вы никуда не уходили?

— Нет.

Звякнул телефон. Велярская быстро подошла.

— Да. Кто говорит?

— Нина Георгиевна?

— Это вы, Тумин? Куда ж вы пропали? Я уж думала, что вы решили радикально бороться с буржуазными соблазнами.

— О нет. Я просто был несколько занят. За вами заехать можно?

— Можно.

Тумин и Велярская сидели в отдельном кабинете. На столе стояло вино.

— Знаете, Нина Георгиевна, когда я с вами, я, как говорится в романах, вне времени и пространства.

— Это что же, хорошо или плохо?

— Конечно, плохо.

— Ах, вот как!

— Конечно, плохо. Потому что, значит, вы никак не вкомпоновываетесь в мою обычную жизнь.

— А разве это необходимо?

— Для меня — да.

Велярская откинулась на спинку кресла.

— Если бы мне такое сказал простой смертный, я подумала бы, что он делает мне предложение. Но у вас, коммунистов, это, должно быть, означает что-либо другое.

Тумин замолчал, уткнулся лбом в ладонь.

— Вы не хотите меня понимать.

Велярская засмеялась.

— Ну, идите сюда. Сядьте со мной рядом и не говорите глупостей. Я вас отлично понимаю; только не понимаю, зачем вы себе талмудите голову всякой ерундой, когда все очень просто.

Тумин сел совсем близко и обнял ее. Велярская медленно обернулась к нему лицом. Они поцеловались. Велярская подошла к зеркалу.

— Вот видите, как просто.

— Это-то просто.

— А вам этого мало?

Тумин молчал.

— Чего же вы молчите?

— Мне трудно с вами разговаривать, Нина Георгиевна.

— А вы не разговаривайте.

Села рядом. Тумин молчал.

— Ну чего вы помрачнели? Я вас обидела!

Положила руки на плечи. Заглянула в глаза. Тумин улыбнулся.

— Вы очаровательная женщина, Нина Георгиевна, и потому ничего не выходит.

— А что должно выйти?

— Что должно выйти? Я бы вам сказал, только вы не хотите слушать.

Велярская отсела.

— Ну бог с вами. Говорите. Я буду слушать.

— Вы поймите. Можно с женщиной сойтись и тут же ее забыть. А можно сойтись с женщиной и забыть все, кроме этой женщины. Меня ни то, ни другое не устраивает. Если бы я был буржуй, мне было бы наплевать, но я, к сожалению, коммунист.

— Какой вывод?

— Вывод такой: либо я должен сделаться буржуем, либо вы должны стать коммунисткой.

Велярская улыбнулась.

— Есть еще третий вывод, Тумин. Чтобы вы перестали думать.

Притянула к себе. Обняла. Поцеловались. И долго сидели молча.

— Надо идти.

Вышли лениво, не спеша.

Муж был дома.

— Откуда ты?

— Из театра. Нет ли у тебя «Азбуки коммунизма»?

Велярский расхохотался.

— Нету. А тебе зачем?

— Так. Хотела почитать.

— Роман с коммунистом, что ли?

Велярская не ответила. Прошла к себе.

Стрепетов подлетел к Соне.

— Здравствуйте, тов. Бауэр. Сандаров у себя?

— Его нет. Должен скоро быть.

— Разрешите подождать?

— Пожалуйста. Зайдите в кабинет.

— Мне одному скучно. Посидите со мной.

Соня улыбнулась.

— Пойдемте.

— Зачем вам Сандаров?

— Тут дельце одно есть.

— А я не могла бы его заменить? Все равно он без меня ничего не сделает.

— Конечно, могли бы, но…

— Что — но?

Стрепетов подсел ближе.

— Дело вот в чем. Есть у вас такой контрагент, «Производитель». Просил отсрочки — отказали. Теперь дела так запутались, что никакая отсрочка не поможет. Необходимо получить деньги. Но деньги можно получить, только сдавши работу, а работу невозможно окончить без денег. Понимаете, какой переплет?

— Ну?

— Значит, надо получить деньги за якобы сданную работу, выписать ассигновку без приемочных актов, по одним счетам. Вот и все.

— Вы с Сандаровым об этом говорили?

— Говорили.

— Ну и что ж он?

Стрепетов глянул в сторону.

— Согласен.

— Странно. Мне он ничего об этом не сказал. Обыкновенно я ему подготовляю ассигновки и проверяю все документы.

— Должно быть, не успел. Да здесь ничего такого нет. Работа будет же сдана, и можно подложить приемочные акты потом.

— Я понимаю.

Стрепетов сел совсем близко.

— Такая услуга не забывается. «Производитель» сумеет отблагодарить.

Соня отвернулась. Стрепетов встал и прошелся по комнате.

— Скажите, а Велярская имеет к этому какое-нибудь отношение?

Стрепетов круто повернулся.

— Велярская?… Почему вы спрашиваете?

— Она, кажется, жена одного из компаньонов?

— Да.

— И Сандаров с ней знаком?

— Не думаю. Но он безумно в нее влюблен и ей тоже очень нравится.

Соня встала.

— Простите. Меня ждут в секретариате.