Лоран Гунель - Бог всегда путешествует инкогнито

Я встал в очередь, как на эшафот. Впервые с моего приезда во Францию запах свежего хлеба вызвал у меня отвращение. Внутри все сновали и толкались, как на заводе. Продавщица передавала заказы на кассу, кассирша громко их выкрикивала и принимала деньги, а ее товарка тем временем занималась следующим клиентом. Как в хорошо срепетированном балете. Когда подошла моя очередь, за мной уже выстроились человек десять. Я сглотнул слюну.

— Месье? — обратилась ко мне продавщица своим пронзительным голосом.

— Багет, пожалуйста.

Голос мой звучал глухо, в горле пересохло.

— И один багет для месье!

— Евро десять, — сказала кассирша.

Она слегка пришепетывала и брызгала слюной, когда говорила, но никто не пытался оградить от брызг свой хлеб.

— Мадам?

Продавщица уже обращалась к следующему клиенту.

— Хлебец с шоколадом.

— И хлебец с шоколадом для мадам!

— Прошу прощения, а нельзя ли мне не такой черствый? — выдавил я из себя.

— Евро двадцать для мадам!

— Пожалуйста, — сказала продавщица, протянув мне другой багет. — Мадемуазель, что для вас?

— Хлеб для гренок, без корочки, пожалуйста.

— Извините, но я хотел бы хлеб с отрубями.

Мой голос заглушала хлеборезка. Продавщица меня не услышала.

— Без корочки для мадемуазель!

— Евро двадцать пять.

— Мадам?

— Нет уж, извините, — снова начал я, — я бы хотел наконец получить хлеб с отрубями.

— И хлеб с отрубями для месье, кроме багета!

— Итого три евро пятнадцать, — произнесла кассирша с фонтаном брызг.

— Молодой человек, что для вас?

— Нет, я хочу хлеб с отрубями вместо багета, а не вместе с багетом.

— Два хлебца, — сказал молодой человек.

— Два евро пять для месье и два евро десять для молодого человека.

— Для вас, мадам?

Мне стало совсем плохо. Мужества продолжать эту комедию не было. Я бросил быстрый взгляд на автомобиль. Шофер стоял со скрещенными на груди руками и не сводил с меня глаз.

— Половинку хорошо пропеченного багета, — сказала пожилая дама.

— Извините, — обратился я к продавщице. — Я передумал. Я тоже хочу половинку багета.

— Месье сам не знает, чего хочет, — визгливо сказала продавщица, протягивая вторую половинку багета, разрезанного для старушки.

Мне стало жарко. Я начал задыхаться.

— Шестьдесят сантимов для мадам, и столько же для месье.

— Мадам?

— Я еще думаю, — заявила молодая дама, с явным вожделением глядя на пирожное.

Наверное, подсчитывала калории.

— У вас опять что-то не так, месье? — с подозрением обратилась ко мне продавщица.

— Послушайте, я правда сожалею… я знаю, что надоедаю вам… но… мне хлебец. Думаю, этот мне как раз подойдет. Точно! Хлеб без корочки! Стоп! Не надо! Я решил…

— Ну? — У нее изменился голос, она явно была на грани нервного срыва.

Она посмотрела на меня с нескрываемым вызовом. Обернуться я не решался, но мне казалось, что люди в скопившейся за мной очереди готовы вцепиться мне в горло и выбросить на улицу.

Продавщица вздохнула и повернулась к прилавку, чтобы взять хлеб без корочки.

— Мне… ничего не надо. Благодарю… мне очень жаль… спасибо…

Я отвернулся и прошел мимо очереди, опустив голову и ни на кого не глядя. За дверь я выскочил бегом, как вор.

Шофер поджидал меня, открыв дверцу, словно я был какой-нибудь министр, а я чувствовал себя как пристыженный мальчишка, которого застигли за кражей леденца с прилавка. В «мерседес» я забрался весь в поту.

— Ты красный, как англичанин после часа, проведенного на пляже на Лазурном Берегу, — сказал Дюбре.

Он явно забавлялся.

— Ничего смешного. Правда, ничего смешного.

— Ну вот видишь, у тебя получилось.

Я ничего не ответил. Машина тронулась с места.

— Может, для первого раза я и потребовал слишком многого, — сказал Дюбре, — но обещаю, что через несколько недель ты с этим справишься шутя.

— Но мне этого вовсе не надо! Не желаю становиться занудой! Я сам не выношу зануд! Меня ужасают приставалы, которые всех ставят на уши. Мне вовсе не улыбается на них походить!

— Тебе совсем не обязательно становиться занудой. Я не призываю тебя бросаться из крайности в крайность. Я просто хочу, чтобы ты научился добиваться своего, хотя и ценой некоторого беспорядка. Однако кто может больше, тот может и меньше. Мне надо заставить тебя делать чуть больше, чем нужно, чтобы в дальнейшем ты с успехом мог требовать простых и естественных вещей.

— И каким будет следующий этап?

— В ближайшие дни ты зайдешь по крайней мере в три булочные и потребуешь две замены товара. Ничего мудреного.

По сравнению с тем, что мне пришлось пережить, такое задание было вполне приемлемым.

— И как долго еще мне надо будет этим заниматься?

— Пока это не станет для тебя естественным и не будет получаться без усилий. И пока не поймешь, что можно быть настойчивым и при этом вызывать симпатию. И совсем необязательно при этом грубить.

«Мерседес» остановился перед моим домом. Влади вышел и открыл передо мной дверцу. Я глотнул свежего воздуха.

— Удачного вечера, — пожелал мне Дюбре.

Я вышел, не ответив ему.

Этьен высунулся из-под лестницы и вытаращился на автомобиль.

— Ха, я вижу, у тебя никаких забот, парень, — сказал он, подходя ко мне.

Он взял шляпу и сделал вид, что разметает передо мной дорогу.

— Господин президент!

И я почувствовал себя просто обязанным дать ему на чай.

— Месье сегодня просто молодцом, — сказал он своим сиплым голосом, исполняя очередной изысканный поклон.

И посмотрел на меня лукавым взглядом человека, который добивается всего, чего хочет.

Ив Дюбре взял ноутбук и нажал на две клавиши:

— Добрый вечер, Катрин, это я.

— Ну, что?

— Поддается. Все идет, как мы предвидели.

— Не думаю, что это долго протянется. У меня на этот счет большие сомнения.

— Катрин, ты всегда сомневаешься.

— В конце концов он взбунтуется.

— Ты так говоришь, потому что сама бы взбунтовалась на его месте…

— Может быть.

— В любом случае мне не приходилось еще видеть человека, который настолько боялся бы собственной тени.

— Это меня и беспокоит. Именно поэтому я и думаю, что у него никогда не хватит смелости сделать то, о чем ты хочешь его попросить.

— Напротив. Его страх может сослужить нам службу.

— Каким образом?

— Если он и не захочет продолжать, то страх сможет его заставить. Воцарилось молчание.

— А ты опасный человек, Игорь.

— Ага.

В следующую неделю я знал наперечет все булочные Восемнадцатого округа. Теперь я уразумел, что лучший хлеб продается в тех, что находятся в двух шагах от меня и куда я обычно захожу. Если только это не было плодом психологической обработки.