Вячеслав Солдатенко - Сантехник с пылу и с жаром

При тушении бельгийских химзаводов положено выбирать средство тушения: пену, воду или порошок. Есть таблица специальная, по цвету пламени и звуку разрывов нужно принять решение. Специальный человек бежит и жмёт куда надо. Для тупых и трусов тут же сделаны надписи. А чтобы человек не бился в панике как мотылёк, защитное стекло убрали. Ничего разбивать молотком из автобуса не надо, кнопки доступны всем. В том числе и тем идиотам, которых мы поставляем в Европу из расчёта пять штук на кнопку. Отдельной строкой написано: «И храни нас Бог от тех, кто не умеет читать по-бельгийски».

Системы пожаротушения на химзаводах очень мощные. Специальные форсунки замачивают и отстирывают мгновенно даже вторичные половые признаки. Крик «где мои брови» – обычное дело в таких местах. Ядовитый порошок выстреливает отовсюду, заклеивает все щели. Пенная установка наполняет цех за три секунды. Так вот, наш дальнобойщик всех умыл, склеил и смягчил пушистой пеной. На него тут же обратили внимание, как он и хотел. Открыли дверь. Вышли встречать. Лишь отсутствие в Бельгии бюрократической процедуры битья дальнобойщиков спасло этого человека. Завод растерялся и не смог за себя постоять.

Когда Даше в руки попадает новый электронный прибор, она жмёт на кнопки, как пианист Мацуев, страстно и бессистемно. Именно так, полагает она, следует включать проклятый обдув, отжим, двойное молоко, глубокий бас и белый свет в конце холодильника. Даша по бабушке – татарская княжна. Гордость не позволяет ей читать инструкции. Когда буря стихает, я достаю утюг из мусорного ведра, надеваю очки и отключаю массаж спины, тройную обжарку и отложенное до весны полоскание. Ворчать мне нельзя, можно только хвалить Дашу за смелость и иронизировать в адрес утюга. Зато, если всё сделать правильно, Даша скажет, что всегда хотела завести себе очкастого бельгийского бюрократа. Татарские княжны очень хитрые, мне кажется.

Машина чистоплотность чревата. Однажды она выйдет из ванной отдохнувшая, с вымытой головой, а дверь снаружи исцарапана, и домашние все уже полопались. Сама Маша считает, что Лялина привычка сливать воду с разбега куда опасней. Закончив процедуры, Ляля сперва открывает дверь, гасит свет, потом возвращается в санузел, жмёт кнопку слива и ловко выбегает. Белый омут не успевает оторваться от пола и прыгнуть следом.

Ляля считает горшок порталом. При модернизме в иные миры летали на урагане или падали в кроличью нору, или ходили сквозь шкаф с шубами. Теперь достаточно стать ногами в сортир и дёрнуть за цепочку. Полминуты аквапарка – и ты в стране чудес со всеми её крокодилами. Из-за этих мультиков Ляля не доверяет унитазу. Она бежит от него пригнувшись, головой вперёд. Неосторожный гость рискует получить такой тычок в печень, после которого и не вспомнишь, куда шёл и о чём мечтал.

Однажды Маша и Ляля гуляли в парке Кронвальда. Рижане знают, как красив бывает этот уголок, если добавить в фонтан шампуня. От обилия газировки в организме дети чуть приплясывали. С точки зрения ландшафта их особенно манили всякие кусты. Но всюду люди. А давление росло. Маша предложила посетить Дом Конгрессов, серое здание в форме огромного туалета с совершенно неуместным концертным залом внутри.

В фойе было пусто. По широкой лестнице спустились в гардероб. Тёмные пролёты, голоса невидимых уборщиц и латышская музыка в трансляции. Классический ужас. Собственные силуэты в зеркалах казались чужими и опасными. Пока нашли уборную, натерпелись страху. «А потом, – рассказывает Маша, – Ляля вошла в кабинку и тут же выскочила с визгом».

Там стоял унитаз с датчиком тёплой попы. Автоматический кошмар, вполне соответствующий духу латышских госучреждений. Он начинал смывать заранее, не дожидаясь, пока дети разбегутся. Теперь Ляля боится ещё и официальных зданий.

Её не переубедить. У девочки марсианская логика. Ляля хочет работать охранником в ночном клубе, чтобы драться каждый день и указывать людям, что носить. Ещё ей нравится варить карамель. Ещё у неё твёрдая голова и богатое воображение.

Дети даны нам в радость, хоть и не всегда это очевидно. Сражаясь за расчёску или джинсы, они орут и требуют справедливого суда. Я не разбираюсь в их костюмах, обещаю всё порубить на равные части, если немедленно не прекратят. Они никогда не прекращают. Но тут же рассказывают, как, взявшись за руки, бежали по Дому Конгрессов и визжали в терцию. И снова всё прекрасно.

Знакомый литератор, человек тревожный, решил взять ипотеку. Пришёл в кредитный отдел, заполняет формуляр. Банк попался любознательный, анкета дотошная, любая неточность чревата отказом.

Дальнейший рассказ не предназначен для людей с расстройствами внимания. Нужно будет следить за пальцем, сосредоточьтесь.

В графе «семейное положение» было только «холост» или «в браке». А литератор как раз летал по небу, отравленный гормонами. Он написал как есть: «Не женат, но собираюсь». Потом ещё подумал и вписал дату – 24-е октября. Свадьба сразу стала как живая. Чехов бы гордился таким кратким и точным ответом на каверзный вопрос.

Он жил с милой девушкой, простой и улыбчивой. Вкратце рассказал и о ней. Описал и улыбчивость её, и добрый нрав, и своё отношение к браку. Снова перечитал, нахмурился. Выходило так, будто у него свадьба, а у неё – не очевидно. Могло показаться, будто он решил надуть хорошую девчонку. Даже дату объявил, циник.

Пришлось добавить, что она тоже выходит замуж. Снова перечитал, ужаснулся. Теперь персонажи как бы жили во грехе и на стороне мутили, собираясь жениться по расчёту каждый на своём богаче. Неплохо для новеллы, но с точки зрения банковской анкеты такой драматизм избыточен. Автор приписал новое пояснение: свадьба одна на двоих, он будет женихом, она – невестой.

…История его страсти уже заполнила соседние абзацы и вылилась на поля. Просто возмутительно, на чём банки экономят бумагу.

Литератор перечитал анкету с начала. В его талантливых руках справка о доходах превратилась в синопсис романа. Перед читателем разворачивалась история тяжёлого невроза. Рефлексии героя напоминали позднего Уэльбека. По обилию лишних деталей было ясно – герой лжёт себе и банку. Он либо мерзавец, либо сбрендил и галлюцинирует невестами. В отчаянии автор вписал последнюю строку, ироническую. Он уже смирился с реноме идиота и хотел лишь оставить людям надежду на иные формы жизни в сексе. Финальный текст был таков:

«…Я не женат, но собираюсь. Свадьба 24-го. Женюсь на Ларисе. Мы проживаем вместе, снимаем квартиру. Лариса взрослый человек, неплохо зарабатывает и понимает, на что идёт. Она согласна выйти за меня, хоть её решение и может показаться подозрительным. Т. е. она будет невестой, а я женихом. Извините за многословие. Нервничаю. В психологии такой феномен называется логорея».