Флора Олломоуц - Серебряный меридиан

Под поэмой и плачем стоит подпись «Уильям Шейк-спир».

Авторы всех стихов, включенных в сборник, скорбят по поводу кончины Голубя и Феникс. Эта пара не оставила наследника. Марстон пишет: «Это изумительное творение метафорично, ибо оно не Божество, не мужчина, не женщина, но эликсир всех этих начал!» Феникс и Голубя называют «царственными», «сиятельными», «благороднейшими», «совершенными», «божественными». Жизнь этой пары, их поэтические занятия окутаны тайной, доступной лишь посвященным. Бен Джонсон пишет в стихотворении «Феникс постигнутый»:

В «Оде восторженной», завершающей сборник, Джонсон говорит о Феникс как о реальной женщине: «О, великолепие! О, блеск, который никто не может затмить! Ее мысль быстра и оживленна, как огонь… Ее природный ум углублен ученостью, ясен, как у весталки, замкнут в орбите кристальной чистоты. Ее голос прекрасней тех, которыми славятся места, ее породившие, и при этом он смешан со звуком, превосходящим возможности самой природы.

2 февраля 1602 года на Сретение «Слуги лорда-камергера» сыграли перед зрителями Миддл-Темпл-Холла новую пьесу — «Двенадцатая ночь» — гимн любви, после которой их постоянный драматург, коллега и друг больше не написал ни одной комедии.

Джон Маннингам, представитель юридической гильдии Миддл-Темпла, записал в своем дневнике: «На нашем празднике играли пьесу под названием «Двенадцатая ночь, или Что угодно», сильно напоминавшую «Комедию ошибок» или «Менехмы» Плавта, но более всего она похожа на итальянскую пьесу «Плутовство».

Название пьеса получила в честь Богоявления, произошедшего на двенадцатый день после Рождества. Празднование же самого этого дня восходит к временам короля Альфреда, когда царило поверье, что желания, загаданные на двенадцатую ночь, непременно сбудутся. Второе название пьесы — «Что угодно», автор подарил всем с надеждой, что их добрые пожелания обязательно исполнятся. Это история о сэре Тоби Белче и сэре Эндрю Эгьючике, о Мальволио и шуте Фесте, который пел о дожде, об отважной Виоле, которая переоделась юношей и, найдя в «честном» капитане друга, искала на берегах Илирии свою любовь, уповая на встречу со своим братом Себастианом, с которым родилась в один день и час и с которым они были неразличимы, «как в волшебных зеркалах».

В том же году Уильям уехал из Саутуарка. Дом на двоих был ему не нужен. Он нашел дом на Серебряной улице неподалеку от Вуд-стрит, где жили Филды, и делил плату с соседями — семьей Маунтджой, друзьями Филдов, членами общины гугенотов.

Через год скончалась королева Елизавета. 19 мая 1603 года новый король Яков выдал патентную грамоту «в пользу Лоуренса Флетчера и Уильяма Шекспира», разрешавшую им давать спектакли «для развлечения наших дорогих подданных и для нашего утешения и удовольствия, когда нам будет угодно их призвать», в их театре «Глобус», а также во всех других городах и поселениях королевства. Труппу больше не называли «Слугами лорда-камергера». Они стали «Слугами короля». Через несколько месяцев их произвели в королевские камердинеры, вменив каждому в обязанность носить ливрею из пурпурного бархата, элегантные аппа-стокс и плащ. Главный хранитель королевского гардероба составил список на получение четырех с половиной ярдов ткани. Первым в списке новых камердинеров был Уильям. За месяц до этого ему исполнилось 39 лет. Его племянникам, близнецам Бенедикту и Беатриче, родившимся неподалеку от Илирии, шел тогда третий год.

Уильям все чаще думал о Стратфорде. Двумя годами раньше не стало Джона Шакспира. Пока Виола была рядом, друзья шутили, что их драматург управляет семьей силой мысли на расстоянии. Теперь он подолгу оставался в родном городе еще и потому, что утешение, словно в награду, ожидало его именно там.

Сюзанна, которой исполнилось двадцать, стала еще больше похожа на него. Из непоседливого и смышленого ребенка она превратилась в сильную, сообразительную, ловкую девушку — близкое и столь важное для него напоминание Виолы и продолжение его энергичной молодости. За долгими разговорами, делами их новых владений, которые приобрел Уилл, он замечал в дочери те проявления характера, которые ценил больше всего — быстроту ума и смелость. Сью суждено было прожить наполненную событиями жизнь. Не столь исключительную, как ее отец, но позволившую ей проявить в общении с людьми и поступках свою одаренность настолько, что в память о ней на ее могильном камне осталась надпись, которая начинается словами:

Общаясь со старшей дочкой, он испытывал сложную гамму чувств. Это можно было сравнить с отпущением вины, с утолением жажды в засушливый год, с нечаянной радостью человека, не верящего в то, что заслуживает этого. Она всегда хотела быть рядом с отцом, особенно после исчезновения Виолы, когда не стало заботы и присмотра, совершенно необходимых при его неумении щадить себя. Когда боль в груди скрутила его в очередной раз, Сью привела в дом молодого доктора, Джона Холла, только что вернувшегося из путешествия, во время которого он совершенствовался в своем ремесле.