Сергей Мавроди - Сын Люцифера

Березенко заметил, что кружка его опять пуста. Он повертел ее в руках и отставил в сторону.

Что-то надломлено… Ушло что-то. Безвозвратно. И прошлого уже не вернуть. Никогда. Разговора мне сегодняшнего теперь уже не забыть. Нет! Никогда я ей больше не поверю.

Она мне врала все эти годы. Как они там с подружкой за столиком сидят и «Буратино» через соломинку тянут. Были у нее за это время и связи, и знакомства! Наверняка были! Знакомства-то уж точно. Почему же тогда я об этом ничего не знаю?.. Да ладно! Какие там «знакомства»! Что я как ребенок, в самом деле! Сам себя утешаю. Всё у нее наверняка было! И было и есть.

А теперь особенно. Когда я в тюрьме. Каждый день, небось. А чего ей еще делать? Денег полно, времени тоже… Чем она вообще там занимается? А? Адвокат говорит, как ни позвонит, её никогда дома нет. Спит до четырех, а вечером куда-то уезжает. Ну, и куда? Чего тут непонятного-то? А на свидание приехать лишний раз — «плохо себя чувствую». И это всего полгода прошло! А дальше что будет?

Рвать надо! Уходить. Сил вот только нет. Страшно. Хочется закрыть глаза и сделать вид, что ничего не проходит. Пусть всё идет, как идет. Что у меня жена есть, семья… Тыл какой-то… Нет у меня ни черта!! Никакого тыла! Ничего нет!! Я один! И рассчитывать больше не на кого. Да и не надо. Только страшно вот… Тяжело очень.

За окном светало. Ночь как-то незаметно прошла.

Проверка скоро, — вяло подумал Березенко. — Поспать хоть немного надо… Хотя, в принципе, и днем можно. Чего-чего, а времени здесь навалом. Спи хоть круглыми сутками! Ешь да спи… Ладно, надо все-таки поспать. Завтра подумаю. В смысле, днем.

Он совсем уже собрался встать и сунул было кружку в стол. Но рука его неожиданно наткнулась на какое-то препятствие. Какую-то толстую книгу.

А!.. Библия Костина.

Березенко, сам не зная зачем, достал ее и наугад раскрыл.

«Таков путь и жены прелюбодейной; поела и обтерла рот свой, и говорит: “я ничего худого не сделала”».

Березенко криво усмехнулся, обвел глазами камеру и перечитал еще раз. Посидел немного, потом снова сунул руку в стол, достал чистый лист бумаги и начал аккуратно писать.

«Начальнику ИЗ…

Заявление

Отказываюсь от свиданий со своей женой.

Число. Подпись».

Встал, подошел к двери (к «тормозам»!) и положил листок в ящичек для заявлений. Потом не торопясь разделся и улегся под одеяло.

Форму заявления о разводе надо будет у адвоката спросить, — отстраненно подумал он и сам удивился собственному равнодушию. Внутри как будто всё сгорело. Зола и пепел. — Не забыть бы только. Ладно, не забуду.

Березенко перевернулся на другой бок и мгновенно заснул. До проверки оставалось уже меньше часа.

__________

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Можно ли простить измену?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Нет. Но можно сделать вид, что простил. Если у тебя не хватает сил уйти.

И настал тридцатый день.

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Христос был казнен. Сейчас нет казней. Означает ли это, что мир стал лучше?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Нет. Мир не стал лучше. И люди не стали лучше. Ничего не изменилось с тех пор.

Услышав знакомый металлический стук, Стасов быстро подошел к тормозам.

— Стасов, на вызов! — дверь была толстая, голос коридорного был еле слышен.

— С документами?

— Да, с документами.

— Пять минут!

— Чего там? — лениво поинтересовался один из сокамерников, на секунду отрываясь от нард. — На вызов, что ль?

— Да, — неохотно буркнул Стасов, роясь в бумагах.

— Адвокат?

— Да нет, следак, наверное.

Стасов быстро проверил бумаги, бегло похлопал себя по карманам — так… зажигалка, сигареты… — и постучал кулаком в дверь камеры: «Готов!»

— Фамилия-имя-отчество? — коридорный вопросительно смотрел на Стасова.

— Стасов Валерий Михайлович.

— В карманах чего есть?

— Зажигалка и сигареты, — Стасов достал из кармана пачку «Явы».

— Проходи.

Стасов молча присоединился к небольшой группе других таких же заключенных.

Лестница. Коридор. Снова лестница. Опять коридор.

— Стасов?

— Я!

— Шестой кабинет, — разводящий кивнул головой на дверь.

Стасов потянул на себя ручку. Стол, стулья. Убогая обстановка следственного кабинета. Двое незнакомых мужчин.

— Здравствуйте… — несколько растерянно произнес Стасов. Это еще кто?! Он вообще-то ожидал увидеть следователя.

— Проходите, проходите! — один из мужчин, постарше, указал на свободный стул. — Зам. начальника отдела МУРа…

— (Так!.. — похолодев, понял Стасов. — Опера с Петровки… Чего этим козлам здесь надо?!.. А следователь где?!) А следователь где? — вслух поинтересовался он.

— Следователя сегодня не будет! — хохотнул второй опер, помоложе. — Зачем нам следователь? Мы с тобой сегодня так просто побеседуем. Без протокола. За жизнь! Не возражаешь?

Стасов промолчал и нехотя сел на стул; настороженно посматривая на своих неожиданных гостей. Внутри у него всё сжалось. Ничего хорошего он от этой встречи не ждал. Что такое петровские опера, он знал прекрасно. И про все эти их «разговоры». «За жизнь!» Правда, здесь не Петровка. Особо-то не порезвишься. В тюрьме бить не разрешают… А впрочем, хуй их знает! У нас всё возможно. Ладно, посмотрим.

— На свиданье-то ходил вчера? — зам. начальника весело подмигнул Стасову. — Жену видел?

— Да, — односложно ответил Стасов.

— Нам спасибо скажи! Это мы следователя попросили! — опер был сама доброжелательность.

— Спасибо, — Стасову происходящее нравилось всё меньше и меньше.

— Как камера?

— Нормально.

— С сокамерниками проблем нет?

— Нет, — удивленно пожал плечами Стасов. (Ты что, совсем мудак?.. Как будто я в тюрьме первый раз сижу!)

— Да какие там «проблемы»! — вмешался второй опер. — Полный холодильник продуктов! Пирожки домашние ест!

(Какие еще «пирожки»?! — ошалело вытаращился на него Стасов. — Что за хуйня?!)

— Видишь, как мы о тебе заботимся? — ласково улыбнулся Стасову старший опер. — И свидания с женой, и пирожки домашние…

Стасов вымученно улыбнулся в ответ. Ему стало что-то совсем тревожно. Чего это они такие добрые? А?

— Долго мне еще здесь торчать? — осторожно поинтересовался он.

— А ты чего, в лагерь назад торопишься? — опер с интересом взглянул на Стасова. — Сколько ты уже сидишь?

— Пять лет, — подсказал второй опер.

— А срок у тебя семь? — старший вопросительно посмотрел на Стасова и, не дожидаясь ответа, продолжил. — Полсрока уже прошло. Уже по УДО можешь выйти.