Олег Петров - Тринадцать подвигов Шишкина

«И биться сердце перестало! – у Александра разве что волосы не встали дыбом! Но по спине пробежало полчище противных мурашек. Он почувствовал, как лицо заливает жаркая краска смущения. – Кипит твоё молоко на примусе! Откуда? Как это попало в газету?!»

– Ах, как это трогательно! И как это изящно! – прижала к груди газету Верочка, врач райбольницы, избранная в декабре, вместе с Александром, в бюро РК. Она опустила глаза на страницу и с беллаахмадулинским завыванием зачитала:

– Александр! Что же вы столько времени скрывали от нас свой талант?! Да вы не Шишкин! Вы просто Пушкин!

«Кто бы сомневался… – с угрюмой обречённостью подумал Шишкин-младший. – Вот ведь приклеилось! Хоть фамилию меняй! Пойти и записаться каким-нибудь Чекулдыковым, или… Кукушенко. Нет, последним тоже нельзя. Тут же окрестят: Кукушенко-Евтушенко… Уж лучше Пушкин… Но откуда?..»

И тут он понял, откуда! Ашурков и Сумкина! Облагодетельствовал, на свою голову, сладкую парочку! Как людей запустил в квартиру, пока на новогодних каникулах кайфовал в городе! А тетрадь с виршами аккурат в верхнем ящике письменного стола, под «вечным» учебником по русскому языку Бархударова и Чешко таилась. Вот глазопялки чёртовы! Коли уж в столе шариться приспичило, лучше бы этот учебник себе на хоровую читку взяли. Попутно подумалось, что учебник и впрямь уникален – больше дюжины переизданий выдержал. И нынешние девятиклассники, как и их сверстники из тридцатых годов, узнают о нормах родного языка из цитат произведений Пушкина, Фета, Пришвина, Белинского, Шолохова…

Мысли Шишкина-младшего опять перескочили на «квартирантов». Представил, как, уютненько переплетя ножки, лежат-полёживают эти суслики на его «полутораспалке» и зачитывают вслух, похихикивая, его опусы… Поубивал бы!!

«Это – Клавочка! Серёга по столам шарить не будет. Он больше «насчёт картошки – дров поджарить»: вывернуть наизнанку холодильник – вот на это горазд, а стишки… Да на хрена они нужны, когда по комнате голая Клавочка порхает. Дюймовочка хренова! Порхай она даже в пальто одетая – и тогда бы вся поэзия-фигезия Сержу по барабану… Конечно, это – Клавочка! И ты погляди… Ну прочитала, пусть даже ты восторгом подавилась! – а в газету-то зачем слать?! Тем более, без спросу…»

– Шишкин! – вмешалась в его гневные размышления Калюжная, похохатывая. – Вот Славка объявил, что это нам подарок на Восьмое марта. Так, Слава? – обратилась она к энергично жующему заместителю редактора. Тот, по-хомячьи набив рот, только кивнул. – А ты, Шишкин, и тут не удержался – себе подарок клянчишь. Да и губу-то не по мелочи раскатал! – И Калюжная громко и насмешливо взялась декламировать, пафосно вскинув газетный лист:

– Саш, да ты не злись! – Валентина обошла вокруг стола и звонко чмокнула Шишкина в щёку. – Спасибо! Мне очень понравилось! Как, девочки?

– И нам! – в унисон вскричала, хлопая в ладоши, неразлучная и единодушная при голосовании на заседаниях бюро, но непримиримая в соцсоревновательной производственной борьбе парочка соперниц – секретарь комитета комсомола райцентровского совхоза Аня Коробкина и глава комсомолии Нагатино Татьяна Буланкина. Шерочка с машерочкой!

– У нас в селе тоже, я знаю, стихи библиотекарша пописывает, а ещё Евдокия Ивановна, учительша, что сейчас на пенсии. Её стихи про ветеранов тоже в газете печатали, в прошлом году, на День Победы! – радостно дополнила Буланкина. – А ещё девчонки в школе. У них там вообще мода на альбомчики бушует. Моя сестрица младшая та-а-кой себе разрисовала! Артистов фотки туда наклеивает, всякие будто бы умные изречения записывает, стишки. И всё про любовь… От горшка два вершка, а вот, поди ж ты…

Замред Слава наконец-то прожевал то, что жевал:

– У нас вообще район на таланты, как бы, богат, особенно на литературные. Нам письма со стихами каждый день, как бы, идут…

– А печатаете редко! – укорила его Анна. – Зато нудятину всякую. На это места не жалко! Особенно на дурацкие советы агронома! Откуда списываете? У меня дед с бабкой страшно возмущаются: мол, где эти писарчуки газетные живут? На чернозёме южном иль на суглинке вьюжном? А рецепты эти ваши кулинарные? «Возьмите щепотку истолчённого имбиря, добавьте куркумы…» Вот как заявится к вам в редакцию дед мой боевой! Да хорошо, ежели с нагайкой, а как шашку свою со стены сорвёт?! Ха-ха-ха-а!

– Вот ты ржёшь, а того не знаешь, – безулыбчиво посмотрел на веселящуюся девушку замред Слава, – что не всякий стих имеет право встать на полосу. У нас не стенгазетка клубная – районная газета! Орган райкома партии и райисполкома!

Замред поглядел на Шишкина.

– Александр Сергеевич, а как вы на такое наше, как бы, предложение посмотрите – вести на страницах нашей газеты, как бы, литературный клуб? Будете у нас периодически забирать литературную, как бы, почту и делать критическую, как бы, колонку. Допустим, раз в месяц, а? Название уютное изобретём. Типа «Зелёная лампа», а?

– Красиво… Мне нравится! – сказала Калюжная.

– Красиво, – кивнул Шишкин. – Только это до нас изобрели. «Пламя нашей лампы светит сквозь зелёный абажур…» Ещё в начале прошлого века, братцы, драматург и дипломат-переводчик Никита Всеволожский основал литературное общество под таким названием. Там и Пушкин, и Дельвиг, и Барков, Фёдор Глинка и другие будущие декабристы бывали. Довольно свободные нравы, замечу, царили, вольнодумство, озорство. Кстати, известная строка Пушкина «Желай мне здравия, калмык!»…

– Первый раз слышу! – вставила Калюжная.

– Глубже вникай в отечественную классику, дорогая Валюша! Так вот, эта строка об одном из правил «Зелёной лампы». Если кто-то произносил нецензурное слово, слуга-калмык Всеволожского тут же преподносил ему «штрафной» бокал вина со словами: «Здравия желаю!»

– Меня бы уносили оттуда пьяным вусмерть! – хмыкнул Лёша Булдыгеров.

– А потом, друзья мои, вольнодумцами заинтересовалась полиция, и встречи решено было прекратить. Но через сто лет, в Париже, российские декаденты-эмигранты Дмитрий Мережковский и его жена Зинаида Гиппиус возродили это общество. Решили, так сказать, создать некий духовный орден, инкубатор идей свободы. Свободного входа, кстати сказать, на заседания этого «ордена» не было. Приглашались только избранные, вроде Бунина, Алданова, Ходасевича, Тэффи, Ремизова… – Привычно начав умничать, Шишкин не сразу заметил, что навевает на присутствующих, мягко говоря, дремоту.