Олег Петров - Тринадцать подвигов Шишкина

«Поэзия не знает панибратства. И если автор стихов, книг или член СП, или народный поэт напишет стих без оригинальных образов, то в этом конкретном случае он не поэт, а автор безобразного стиха, – менторским тоном лилось вступление. – Стих должен быть нашпигован оригинальными образами. Они дают жизненную силу стиху. Так не очень-то замысловатый текст песни о коробейниках держится несколько веков, как на фундаменте, на нескольких поэтических строках: «…распрямись ты, рожь высокая, тайну свято сохрани…» Читайте мои стихи, учитесь ремеслу создания оригинальных образов, своей оригинальной поэзии. В жизни так много ещё никем не увиденных граней».

– Красиво! – восхитился Шишкин-младший. – Особенно про нашпигованный стих. Но вот с «Коробейниками» дяденька уже своё невежество показал. Какие несколько веков?! Николай Алексеевич Некрасов написал эти сроки в 1861 году. Но оставим это и поучимся у автора «ремеслу создания оригинальных образов».

Напрягло уже первое изделие «учителя»:

«Полезный какой «стих»! – радостно проорал внутренний голос. – А мы с тобой, старина, и не ведали доселе, что у сугроба есть фас, а у двери спина! Ор-ри-гени-аль-но! Два – ноль в пользу автора! Малость с размером и рифмой подкачал, но это такая чепуха! Читай скорее дальше!»

Но следующий «стих» буквально опрокинул:

«Чегой-то я запутался: «эту… той…», но слезу давит», – всхлипнул внутренний голос.

– Щас тебя и вовсе жаба задавит! – сказал ему Шишкин-младший. – Ты ветер на диване видел? А!.. Привык, что только лентяи там валяются? Отнюдь!

«Ну и где тут ветер на диване? Каштан его заманивал, да и то – не на диван, а в тень. А ветер и не думает об отдыхе: прыгает, теребит, пинком ободряет задремавших… – возразил внутренний голос. – Ты вот мне, как филолог, лучше скажи: а мишурою можно пылить?»

– Можно, если она от одного Нового года до другого в пыльном чулане валяется. Ну перепутал дяденька мишуру с блёстками или конфетти – что же, его за это убить? В пылу сочинительства не только это забудешь. Вон, когда у него ветер до липы домогался, то был безлик, а теперь – с носом! Всё течёт, всё меняется… Меня вот другое беспокоит: что-то у автора с дефисом не заладилось: и частицу «как» в «как-никак», и «крохи» в «листья-крохи» целое тире разделяет.

«А мне вообще этот ветер не нравится, – признался внутренний голос. – То липу за голые места маньячно хватает, то пинки раздаёт. Гони ты его вместе с автором! Что нам, читать больше нечего?!»

– Ну, почему же, читки у нас ещё полно! – ответил Александр и принялся за творения следующего пиита.

«Это кто пишет?» – обеспокоенно спросил внутренний голос.

– Девушка. Леной зовут.

«А куда ей фитиль вставили?»

– Слушай, вот ты на меня говоришь, а сам – законченный пошляк!

«Может быть, и так, – согласился внутренний голос. – Но как удержаться? Летит-то одними ногами! Другие-то – хоть с одним крылом…»

– Ей паруса помогают, тем более что летит она по ветру и киль пока не накренился.

«Я не знаю, куда она приделала паруса и киль, и, кстати, как он может крениться, но, согласен, в стихах всё возможно… О, эврика! Я понял, как она летит одними ногами! Она, как Мюнхгаузен, на ядре летит! Вот и фитиль горит! Ох и не поздоровится кому-то, когда такая Леночка цели достигнет!»

– Да уж! – согласился Шишкин-младший. И взялся за следующего автора.

– Душераздирающая вещь! Особенно, где про гостью грустную. И всё-то для праздника готово, и соседи уже вовсю его отмечают, а здесь… Никак не наступает этот новый старый Новый год!

«Соседи старый старый Новый год провожают, – укоризненно пояснил внутренний голос. – До нового старого они тоже ещё не добрались. Но почему герой стиха гостью развеселить не может?»

– А грусть-тоска самого его съедает. Одолела молодца.

«Но вот же испарилась! Чего же он гостью-то не веселит?» – не унимался внутренний голос.

– Ты понимаешь… – Шишкин-младший даже задумался на мгновение, как бы поделикатнее преподнести своему постоянному собеседнику истинную причину грусти автора стихов:

«Да… Это, конечно, любого из колеи выбьет… Помнишь, как сам-то переживал, когда тебе дрова привезли? Спасибо Сереге Доржиеву и тимуровцам…»

– Да помню я, помню! – раздраженно отмахнулся Шишкин-младший, уличённый в факте куркульства.

«А чего там всё-таки с гостьей-то? Нигде автор не сообщает о её дальнейшей судьбе? По-человечески переживаю за девушку…»