Олег Петров - Тринадцать подвигов Шишкина

От родительницы Катерины веяло грозовой силой: зашибить для такой – раз плюнуть…

– Я – классный руководитель девятого класса. Кати нет в школе, и мне поручили… – буквально проблеял Шишкин, сам тому удивившись.

– Ага! Заботливый? Тут один, ага, тоже позаботился! Катька! Встань!! – скомандовала дурным ором Либятова-старшая. – Встань, я кому сказала!!!

Девчонка медленно поднялась.

– Ещё вопросы будут?! – прокричала Шишкину в лицо родительница.

Какие вопросы!.. Катькин живот красноречиво разъяснял ситуацию и отношение к её возникновению упомянутого матерью неизвестного «дембеля».

– Извините, – пролепетал Шишкин. Помедлив минуту, робко предложил: – Тогда, может, Катю на домашнее обучение оформить…

– Хватит и восьмилетки! На мамку теперя пусть учится! А ты, сердобольный, вали отседова! Вали, кому сказала!

– Извините… – Шишкин отступил в сени.

– Во-во! – ведьмой захохотала вдогонку будущая бабушка. – Кончил в тело и гуляй смело! Дорогу они тут строят! Дембеля сраные! И ты недалеко ушёл, ишь бакенбарды развел! Аристократия херова! Классный руко-водитель! Знаем, где вы ручонками своими пакостными водите! Кастрировать вас всех надо!.. Давить пакостников! Твари!.. – Дальше полился такой мат, какой Шишкин и не слышал-то никогда – кладезь для лингвистов! Вспомнилось, как в институте, когда на занятиях обсуждались генезис и тенденции ненормативной лексики, прозвучало такое наблюдение: женский мат куда круче мужского, изощрённее. Тогда это всем показалось абсурдом, отрыжкой многовековой половой дискриминации. А вот сейчас Шишкин так не думал.

Громко переводя дух, он быстрым шагом покинул кошмарное место и поспешил к черёмухе-великанше.

– Чево-то быстро ты, милок, ослободился!.. – Старая «грабительница» так и висела на заборчике. – Прогнали?

– Прогнали, – вздохнул Шишкин.

– Оне такие… Либядиха воопче людев не перевариват. Сам-то супруженик ейный от неё сбёг! Да… Сиганул, тока лапсердак-то и завернулся! Это, почитай, ишшо третьего года было… А Либядиха в позапрошлом годе и вовсе себя вдовой объявила! О как! А можа и прибила благоверного!.. – округлив глаза, громко прошептала бабка. – Спомала где-нибудь и порешила!.. Она чо угодно могёт… Собак из ружжа стреляла!.. Вот так спомала, порешила и закопала супружника! В огороде!!

Словоохотливая старушка оставила забор и грабли, шустро проковыляла к калитке. Вышла наружу и уселась на вкопанную в землю у покосившихся ворот табуретку.

– Оно-но как в жизни-то быват… От и Катька твоя от неё настрадалась, а теперича и вовсе… Катьку-то по-хорошему забрать бы отсель куды-нибудь, а? – Старушка просительно заглянула Шишкину-младшему в глаза. Помедлила и, оттянув уголок глаза сухоньким пальцем, пристально вгляделась в учителя. – А не тот ты, не тот… Тот светленький был, Катькин кавалер-то… Солдатик… Смешливый такой хлопчик, вертлявый… И вот тоже пропал… А как и его Либядиха… Ох, страсти господни!.. – Бабка опасливо посмотрела в сторону дома Либядовых и снова пристально уставилась на Шишкина. – А чего ты, мил человек, здесь ошивашься? Аль тож чего замыслил, с Либядихой на пару? – Бабка резво вскочила с табуретки, юркнула в калитку и громко щёлкнула щеколдой.

– Я – учитель из школы, – почему-то почувствовал потребность хоть как-то оправдаться Шишкин. И развеять сгущающуюся атмосферу – некий такой коктейль: «Леди Макбет Мценского уезда» и «Власть тьмы» в одном флаконе с Эдгаром По и Брэмом Стокером. Вот прямо за шиворот поползла вся эта коктейлещина! О-о-гром-ными мурашами! Старая «грабительница» с таким убеждением излагала жуткие версии, что Шишкин готов был всему этому поверить. Кабы не пообщался – и всего-то несколько минут! – с родительницей Катерины, то посмеялся бы над бабкиным бредом, но после состоявшейся встречи что-то не смеялось. А вот чтобы милиция в подпол к Либятовым заглянула или огород у этой Либядихи перекопала – такое желание росло. Детективов, что ли, в сам-деле, обчитался…

– Учитель, говоришь… Оно-но как… – протяжно и разочарованно сказала старушка. – Дык, отучилась девка. Вона, уже еле пузо таскат. Дитя бедное! Кабы ишшо не удавили, что кутёнка… Иль сама, а то и мамка-убивица подмогнёт… О-хо-хо-о…

Издали раздалось рычание автомобильного мотора, возникло и покатилось к раскидистой черёмухе облако пыли, из которого торчала голубая морда молоковоза. Завизжали тормоза.

– Сделал дело, Сергеич?! – прокричал, высовываясь из кабины, Кущин. – Давай, садись, молоко киснет!

– До свидания, извините, – сказал Шишкин калитке и с каким-то облегчением быстро влез в спасительную, как ему показалось, кабину молоковоза.

Обратную дорогу Кущин опять о чём-то балагурил, но Шишкин его не слышал. Охренел от верхалейских впечатлений. Кущин скоро понял, что учитель не в себе, и перестал донимать его болтовней. Вскорости прикатили в Кашулан, забрались на пригорок, к местной ферме.

Молодые, улыбчивые доярки принялись подтаскивать сорокалитровые фляги к машине, поднимать их наверх, где у горловины цистерны уже стоял, широко расставив ноги, Кущин – перехватывал фляги, опрокидывал их в цистерну, опускал пустую тару обратно в девичьи руки. Шишкин, глубоко вздохнув, покинул кабину и принялся помогать девушкам вздымать увесистые фляги. Не столько от неловкости отсиживаться в кабине, видя всю эту тяжёлую атлетику, сколько из желания избавиться от верхалейского кошмара.

Доярочки помощь Шишкина восприняли по-своему.

– Петрович, давно бы так! Подвози мужичков на поживу!

– Петрович! Женишка на смотрины привёз?!

– А женишок грустный какой! Оставайся, развеселим!

– Подоим в восемь рук!

Кущин осуждающе качал головой с высоты молоковозной цистерны.

– У, шалавы! Чё другое на уме есть?

– Есть, Петрович, есть! Попроси тока – враз сладку жемульку выдам!

– Слышь, кавалер! Пойдём, коровьи сиськи покажу, даже потрогашь!

Кущин с неловкой улыбкой крикнул Александру сверху:

– Ты, Сергеич, их не наповаживай! У них здоровья – не нам тягаться. Вон, как трактора, прут!

– Да мы и в остальном заводные!

– Не мешай, Петрович! Хучь подле твоего молоковоза с парнишкой потрёмся! Да и ему гагатки понюхать – скусно!

– С нетерпеньем в гости ждём! А уж мы не подведём! И напоим, и накормим, и в кроватку укладём!.. – звонко пропела одна из доярок.

– А у нас-то в Кашулане, ох и жаркие есть бани! – тут же подхватила другая. Остальные поддержали певуний дружным смехом.

Шишкин отмалчивался. После алейского рандеву отпускало медленно. Но задорные доярки не отставали.

Две довольно пышненькие молодухи переглянулись и неожиданно стиснули учителя с обоих боков. Да так стиснули, что он через их телогрейки и собственную куртку ощутил жар и мощь женской плоти. Оглушительно хохоча, шутницы тут же впечатали Шишкину в щёки по смачному поцелую.