Маша Трауб - Любовь со странностями и без

– Тесть с тещей хотят назвать внука Владимиром или Геннадием, – выдавил из себя Кирилл.

– Час от часу не легче, – выдохнула Ксения. – Назовите как хотите. Хоть по святцам.

– Катя и хочет по святцам, – промямлил Кирилл. – Она ведь крещеная и сына хочет крестить.

Ксения с ужасом посмотрела на сына. Это был уже принципиальный вопрос.

– Ты хотя бы помнишь, что твоя бабушка – еврейка? Твои предки в гробу перевернутся!

– Ну я не против, раз Катя хочет. Они же православные. И какая разница?

Ксения глубоко вдохнула и выдохнула:

– Послушай, я тоже крещеная. Но из уважения к твоим предкам, к твоей бабушке, я не стала тебя крестить. Твой отец тоже был против, и я не пошла против его воли. У тебя в роду слишком много евреев и атеистов.

– Ну и что?

– Ничего. Ты сам еще креститься не собираешься?

– Катя вообще-то хочет. Чтобы мы вместе… ну, с ребенком…

– Давай заодно и обрезание сделай. – Ксения сдерживалась из последних сил.

– Мам, там родственники… они будут настаивать. У них так принято.

– А у нас так не принято! У нас принято уважать чужую веру и чужие обычаи!

– Ну это же, в общем, формальность… – продолжал мямлить Кирилл. – Зачем из-за этого скандал устраивать? Пусть покрестят.

– Вот из-за этого и стоит устраивать скандал. Или ты уже превратился в бессловесную тумбочку?

– Я, если честно, не против. Все так делают. В смысле, детей крестят.

– Значит, ты будешь делать, как все? Даже не представляешь, как мне жаль. Я не просто разочарована. Мне обидно, что я ничего в тебя не заложила. Ничегошеньки. Ты делаешь так, как тебе скажут твои новые родственники. Ты ни на что не можешь повлиять. И не хочешь, что страшнее. Про крещение сам бабушке сообщай.

– Зачем?

– Что значит – зачем? Кирилл! Ты сам себя слышишь? У тебя есть дом, семья, родные!

– Ты как всегда… устраиваешь проблему. Ну, покрестят, это же не что-то ужасное.

– Кирилл, я сейчас сделаю вид, что тебя не слышала. Ты не видишь проблемы? Наверное, твои родственники ее тоже не видят. А я вижу. И Дина Самуиловна увидит. Ты чувствуешь разницу?

Кирилл молчал.

– Мам, я что хотел сказать… в общем, будет торжественная выписка из роддома. Ты приедешь? – промямлил наконец он.

– Ха, конечно. Разве я смогу пропустить такое событие? Это же выписка ! Шарики, торт из памперсов! Наклейку на машину налепить: «Ура, у нас сын!» Или как там говорят твои родственники? Сы́на? Доча и сы́на? Не забудь написать на асфальте: «Катя, спасибо за сына!» – Ксения чувствовала, что срывается. – Знаешь, просто удивительно. Твоя бабушка, как всегда, оказалась права. Она мне тоже про выписку сказала. Господи, неужели вы такие предсказуемые? Нет, примитивные!

– Мам, ну, можешь не приезжать. Потом заедешь домой. Чего ты завелась?

– Это когда – потом? И куда это – домой? – Ксения перешла грань. Она уже кричала.

– Ну к нам, туда. Катя говорит, что первые сорок дней нельзя ребенка никому показывать. Вроде примета такая. А потом – пожалуйста.

– А про девять дней Катя ничего не говорит? То есть я, бабушка, должна соблюдать какую-то дебильную традицию и не смогу увидеть внука через неделю или через две после выписки? Какие еще традиции я должна выучить и соблюдать? Ты сам себя слышишь? И почему вдруг другой дом стал для тебя родным? Катя сказала, Катя решила. Ты говоришь, как Карина твоего отца: «Мы, нам, к нам». У тебя интеллект упал до уровня Карины?

– Мам, при чем здесь Карина? Что ты накручиваешь? Это вроде бы научно оправдано – инфекции всякие можно занести.

– Ну да, кто бы сомневался. А если у ребенка появятся сопли, вы его святой водой будете поливать?

– Мам, не придирайся. При чем здесь святая вода?

– При том, что ты сейчас сделал выбор. Твоя семья стала тебе не нужна. Твой дом – больше не дом. И ты готов даже веру сменить, если того пожелает твоя жена! У тебя есть бабушка! Ты хоть об этом помнишь? Если твой отец забыл, то передай ему – Дина Самуиловна хочет увидеть правнука. Она имеет на это право. И желательно некрещеным! И пусть этого ребенка зовут хоть Добрыней, но ты проявишь уважение к своей бабушке! И твоя жена, и ее родственники будут как минимум с ней вежливыми! Твоя бабушка – еврейка. Твой отец – еврей. И сейчас мне очень жаль, что я не еврейка. Вот поверь, не думала, что это скажу.

– Мам, папа сказал, чтобы я делал, как считаю нужным. Не дави на меня.

– Мне плевать, что сказал твой отец. Он свою жизнь не может построить и еще имеет наглость давать тебе советы? Я буду давить. Если ты лишился мозга со своей Катей, то я буду давить! В конце концов, я законная бабушка, а Карина – никто. Вообще никто. Пусть она своих детей хоть в буддизм обращает, но к моему – напоминаю: моему – внуку она не подойдет. Это понятно? И кстати, бабуля на выписку собирается. Ей не хватает светской жизни. О господи, разве ты ничего не чувствуешь? Не понимаешь? Ну нельзя так делать. Просто нельзя.

– Хорошо, я понял. Мам, я пойду, ладно?

Кирилл ушел. Ксения сидела и плакала. У нее все-таки началась мигрень. После второй болеутоляющей таблетки, которая не подействовала, она позвонила Сергею.

– Ты мне нужен. Я одна не справлюсь. Мне плохо.

Он был у нее через час.

– Все, хватит, я тебя забираю к себе, – сказал он. – Даже не думай мне возражать.

– Не думаю, – промямлила Ксения. – Я давно мечтала, чтобы кто-нибудь забрал меня к себе.

За городом Ксении сразу стало легче. Боль отступила. Она сидела в саду и пила коньяк.

– Кирилл стал совсем чужим. Он использует другие слова. У него структура предложений изменилась. Он говорит, а я слышу Катю, ее интонацию. Ты понимаешь? Говорит не мой сын, а посторонний мне человек. Причем плохо образованный. Разве такое возможно? Как будто ему подкорку стерли и заново переписали все – характер, мимику, жесты, – призналась она Сергею.

– Это нормально. Не преувеличивай. Твой сын никуда не делся. Просто сейчас он живет в другом месте, с другой женщиной. И, как обычный человек, пытается ассимилироваться, выжить, если хочешь. Это я тебе как доктор говорю. Он подстраивается под обстоятельства. И да, у него действительно началась своя жизнь. А у тебя своя.

– Я никогда ни под кого не подстраивалась.

– Разве? А твой бывший муж? Твоя свекровь? Разве ты не хотела им понравиться? Разве не пыталась угодить, поразить?

– Я была совсем юной. И в меня с детства вдолбили, что я должна слушать мужа и свекровь. Ты забываешь, я росла в советское время. И замуж выходила еще тогда, когда после первого секса родители требовали идти в загс. А Кирилл – мужчина. И мы живем в современном мире. Скажи мне как врач, что мне делать с моими мигренями? Я боюсь приступов. Они опять становятся сильнее.

– Ну, как врач я советую тебе выйти за меня замуж.