Маша Трауб - Любовь со странностями и без

Любовь Михайловна захихикала, придя в себя. Лена тоже не могла сдержать улыбки.

– Я тоже буду считать, что у меня не живот, а слабый мышечный корсет. Прекрасная формулировка! – сказала Лена.

– То есть вы тоже находите это забавным? А то, что девочек заставляют голодать, это смешно? Тренер им сообщила, что она в пятом классе весила восемнадцать килограммов. И теперь все они хотят весить восемнадцать! Софа так весила в два года! У нее другая конституция! Мам, а ты чего смеешься? Могла бы меня поддержать! Каждый раз, как приезжаю, у вас дурдом творится!

Алла выскочила за дверь. Соня стянула еще один пирожок.

– Леночка, что мне делать? Я совсем запуталась. И знаете, просто удивительно, насколько разными бывают дети. Вроде бы одни родители, а дети – разные. Алла всегда была другой. Никогда меня не понимала. Она любила отца. У них была связь. А я ближе с Катюшей.

– А кто у вас туалет занял?

– Коля.

– Какой Коля?

– Муж Аллы. Мой зять. Он всегда был неразборчив в еде.

На кухню влетели Катя и Алла.

– Что он съел? – закричала Алла.

– Детский торт. Соня, между прочим, тоже его ела. Два куска схомячила. И ничего. Вон, еще и пирожком закусывает, – сказала Катя.

– Соня, положи пирожок немедленно, я сказала!

– Она все равно не будет олимпийской чемпионкой, пусть ест, – подала голос Любовь Михайловна.

– Мама! Ты специально меня довести хочешь? Коле плохо! Его тошнит!

– Ну, если бы я столько съела, мне бы тоже стало нехорошо.

– Ты опять заказала дурацкий торт! Ты хоть знаешь, что в него положили? – Алла продолжала орать на сестру. – Я же тебе говорила, что у Сони аллергия на сгущенку! Зачем ты дала ей блины со сгущенкой?

– Я забыла. Честно, – попыталась оправдаться Катя.

– Мам, а ничего, что этот мальчик, похожий на девочку, ест собачью еду? – раздался голос Маруси.

Все женщины вдруг замолчали и уставились на маленького Леню, который радостно жевал собачий корм.

– О боже, у него точно будет понос, – ахнула Любовь Михайловна.

– Тетя Катя, а Мотя лежит в коридоре и не дышит. Мама проверяла, сказала, что он жив, но я знаю – когда так говорят, то точно умер. Может, мертвого Мотю убрать из коридора? Он может испугать других детей и людей.

– Что? – ахнула Катя и кинулась в коридор. Вслед за ней бросилась Алла.

– Хорошая смерть. Во время праздника. Умер неголодным. Я его сервелатом накормила. Он за сервелат жизнь готов был отдать, – сказала Любовь Михайловна и стала перекладывать пирожки на блюдо. – Леночка, вам не кажется удивительным, что про ребенка все забыли, а к собаке все бросились?

Лена посмотрела на Леню. Маруся пыталась вырвать из его ручонки остатки корма. Тот пыхтел и из последних сил сопротивлялся.

– Любовь Михайловна, у вас есть что-нибудь детское?

– Каша овсяная. Я себе на утро запариваю.

– Давайте.

Лена добавила в кашу мед, развела молоком, усадила Леню на колени и принялась кормить. Леня ел как в последний раз. Послушно открывал рот и тянул к себе ложку, если Лена отвлекалась.

– Очень похож на своего деда, – заметила Любовь Михайловна.

– Марусь, иди найди Нюсю, поиграйте, – попросила дочь Лена.

– Нет, мне тут с вами интереснее. Туалет занят, в коридоре мертвая собака, торт съел дядя Коля, зачем мне туда идти?

– Очень разумная девочка, – улыбнулась Любовь Михайловна. – Аналитический склад ума. Не в тебя, Леночка, не обижайся.

– А чей внук Леня? – спросила Лена.

– Моего жениха, – ответила Любовь Михайловна и покраснела.

– Та-а-ак, Марусь, сбегай в гостиную, принеси какую-нибудь бутылку со стола, – попросила дочь Лена.

– Боже, Леночка, о чем ты просишь ребенка? – ахнула Любовь Михайловна.

– Вина или шампанского? – спокойно уточнила Маруся. – Или чего покрепче?

– Неси все, пока у Любови Михайловны не случилось инфаркта, – велела Лена.

Маруся радостно выбежала исполнять поручение, а Любовь Михайловна начала рассказывать.

– Леночка, деточка, ты веришь в любовь?

– Я не верю, а мама верит как маленькая, – объявила Маруся, появившись с бутылками вина и коньяка.

– Что там происходит? – уточнила Лена, наливая вина себе и Любови Михайловне.

– Звонят в ветеринарку, – равнодушно отозвалась Маруся. – Это надолго. Леню потеряли и искали. Но я сказала, что он ужинает на кухне. Нюся отстригает себе челку. Она давно мечтала о челке, но мама не разрешала. Еще один мальчик засунул в нос деталь от конструктора. Есть там нечего. Дядя Коля все еще сидит в туалете. Дядя Саша не вернулся. Стоит у ворот, чтобы встретить «Скорую помощь». Только я не поняла, для кого – для мертвого Моти или для пока живого мальчика. Рассказывайте уже. Я взрослая. При мне можно.

Любовь Михайловна, шестидесяти девяти лет, заслуженный педагог, преподаватель русского языка и литературы с более чем сорокалетним стажем, мать двух взрослых дочерей и бабушка троих внуков, влюбилась в соседа по даче. Точнее, ответила на его ухаживания. Неожиданно для себя. И вот теперь сидела над пирожками и пыталась разобраться в собственных чувствах. Ее возлюбленный, которого она хотела представить дочерям, сидел в гостиной, а его внук напился и наелся из собачьей миски. Любови Михайловне было прежде всего страшно. Так страшно, будто случилась первая любовь. Наверное, это и была первая любовь, ведь она уже и забыла, как это – любить и быть любимой. С первым мужем у нее никогда такого помутнения рассудка не случалось. Или она просто забыла? Как давно это было. Страшно сказать, как давно. В прошлой жизни. Со вторым мужем… Там и вспомнить толком нечего. У Любови Михайловны от воспоминаний начинала кружиться голова.

Но страшило и другое – сосед по даче, Петр, Петечка, ее Петечка, был на целых десять лет младше. Разве так бывает? Разве позволительны такие чувства в ее возрасте?

Первой перемены в жизни Любови Михайловны заметила ее старшая дочь, тридцатидевятилетняя Алла. Мама как-то глупо хихикала в телефонную трубку и на вопросы о здоровье отвечала невнятно. И вообще была неадекватна. Алла примчалась к матери, обогнав вызванную неотложку. Врачам она так и описала симптомы приступа: «Глупо хихикает. Гипертония». Неотложка ничего страшного, кроме легкого алкогольного опьянения, не обнаружила. Алла еще долго говорила, что это же по-настоящему страшно, поскольку мама позволяла себе бокал вина только по большим праздникам, а вот так, вечерком, без повода – никогда.

Младшая дочь Катя забила тревогу, когда бабушка отказалась посидеть с любимой внучкой Нюсей, сказавшись занятой. И именно ей мать рассказала под страшным секретом о «своем Петечке». Считалось, что Катя лучше понимает маму. Говоря откровенно, свою старшую дочь Любовь Михайловна просто боялась. Поэтому, глупо хихикая, призналась Кате, что Петр предложил ей не просто сожительствовать, а пойти замуж и даже венчаться. И пообещал удочерить ее дочерей и относиться к ним как к родным. Катя сказала: «Лишь бы ты была счастлива, мамочка», – и немедленно позвонила сестре.