Маша Трауб - Любовь со странностями и без

И вот сейчас Лена должна была увидеть эту Эм. Она вошла в гостиную. За столом сидела неухоженная и некрасивая женщина. Лена видела ее впервые. Сразу решила, что это Катина соседка по загородному комплексу.

– А где все? – спросила Лена.

– Ушли, – ответила женщина. Она перекладывала салат из одной салатницы в другую. Потом принялась за нарезку колбасы, которую сложила к рыбе. Все бы ничего, если бы эта женщина не держала свой палец в салате. Потом она облизнула остатки майонеза и принялась за колбасу, которую перекладывала не вилкой, а тоже пальцами. Лену затошнило. Она еще подумала, что хорошо, что здесь нет Кати – она бы убила эту соседку. Катя всегда трепетно относилась к приборам и чистоте блюд. А уж класть оливье с винегретом не позволила бы ни за что.

– Марина, – представилась соседка.

– Лена. Вино осталось?

– Да, там бутылка.

– Вам налить?

– Нет, я пью ром с колой.

Лена опять поморщилась. Ром с колой. Откуда взялась эта дамочка?

Она была полной, даже тучной. Маникюр несвежий и немодный. Лена отметила и непрокрашенные корни волос, и юбку неудачного фасона. Сумка, висевшая на ручке стула, была дорогой, но безвкусной.

– Пойду узнаю, как там дела, – сказала Лена, но женщина на нее не отреагировала. Она делала себе бутерброд, намазывая масло чужим ножом, цепляя пальцами с блюда кусок красной рыбы.

Лена вышла в коридор. Катя сидела над Мотей. Над ней нависли Нюся с Марусей.

– О, хорошо, что ты пришла. Девочки хотят похоронить Мотю.

– В смысле?

– Устроить похороны как положено. Поможешь мне? Там, в кладовке, найди тряпку, коробку из-под туфель, и в углу стоят детские лопатки.

– Кать, а кто эта женщина в гостиной? Соседка?

– Ты не поняла? Это же Эм, – спокойно ответила Катя. – Девочки, одевайтесь.

Лена несла коробку с мертвым Мотей, Катя рыла яму под деревом в дальнем углу участка. Лена расплакалась.

– Ты чего? Из-за Моти? – удивилась Катя.

Лена плакала не из-за Моти. Она оплакивала собственные фантазии, надежды и жизнь. Много лет она представляла себе другую женщину, со слов Сашки нарисовав себе образ роковой ослепительной красотки, которая сводит с ума мужчин. Ну ничего, ничегошеньки в ней не было особенного, уникального и удивительного. Даже имя. Марина. Обычная Марина. Не Марианна, не Мария-Луиза какая-нибудь, даже не Мариэтта. Марина. Где те ресницы, где те глаза и тот взгляд? Где те ноги, про которые Лена столько слышала? Эм ела из общего блюда салат и пила ром с колой.

Аня была невыносима. И ее нельзя было не любить. Она свято верила в словесную магию, лунные циклы и прочие знаки Вселенной. Аня регулярно посылала Вселенной запросы. В определенный день определенного цикла то ли луны, то ли солнцестояния, то ли парада планет она писала записочки. Для подобных просьб у нее существовал блокнот – красивый, с птичками, бабочками и стразами. Просьбы требовали достойного оформления. Аня могла несколько часов просидеть над блокнотом, чтобы правильно сформулировать пожелание. За год она забывала про уже существующий блокнот, как и про запрос, и заводила новый. Блокнотов в ее письменном столе скопилось приличное количество. В одних была заполнена только первая страница, другие – исписаны почти до половины. Если Вселенная молчала и не отвечала на просьбу, Аня считала, что блокнот недостаточно хорош для космоса. И винила себя, а не Вселенную. Если желания вначале исполнялись, а потом вдруг переставали, Аня делала вывод, что новые желания требуют обновления – хотя бы блокнота.

Аня вообще была девушкой доверчивой, причем безоглядно и ко всему. Денежное дерево у нее на столе благополучно соседствовало с куклой-оберегом. А подкова, прицепленная на гвоздик в коридоре, вроде как приносящая счастье и удачу, соседствовала с репродукцией, изображающей водопад. Аня умудрялась верить в фэншуй и положительную энергию «ци», которая должна была распространять по квартире дешевая репродукция. В комнате стояли веточки вербы, принесенные со службы на Вербное воскресенье. В коробке с рукоделием и салфетками для декупажа лежала бутылка со святой водой с Крещения. При этом Аня верила в совсем уж неприличные для образованной девушки приметы. Так, например, она была свято уверена в том, что от сглаза, особенно для детей, лучше всего действует обряд «переливание через ручку», и регулярно устраивала переливания для единственной дочери Анфисы. Стояла с чашками у входной двери и трижды переливала воду. Могла задуматься и перелить не три раза, а пять. Аня пыталась передать свою веру многочисленным знакомым, подругам и приятельницам. Но те только хохотали. И Аня писала записки для Вселенной за подруг. Переливала через ручку за их детей.

Но больше, чем фэншуй и подкове, Аня верила Вселенной. И все свои неисполненные мечты списывала на то, что Вселенная просто перегружена. И как только ее график станет чуть свободнее, она немедленно ответит на Анины просьбы. Сразу на все. И в том, что Вселенная может ответить не всегда и не по тому запросу или вовсе не ответить, Аня винила исключительно себя – неправильно сформулировала посыл. И писала в новый блокнот свежую просьбу. Если дела совсем не клеились, Анфиса капризничала, а в магазине нахамила кассирша, Аня была убеждена – виноват Ретроградный Меркурий, и никто иной.

Аня, надо заметить, имела блестящее образование – консерватория. Теоретический факультет. Она могла работать концертмейстером, преподавать в музыкальной или общеобразовательной школе, трудиться в качестве музейного работника, быть репетитором, экскурсоводом… Да кем угодно! Но Аня не хотела работать, а мечтала быть домохозяйкой и воспитывать Анфису. Девочку, к слову, отдали на скрипку в очень раннем возрасте, и к семи годам она уже выступала на конкурсах, знала, что такое «переработать» руку и «подпиликать» малышам в ансамбле. Аня мечтала посвятить свою жизнь Анфисе, передать ей свои знания и вывести дочь на большую сцену. И тут тоже проглядывало удивительное свойство ее натуры. Нет, она ни в коем случае не хотела реализовать в дочке свои собственные амбиции. И в мыслях не держала! Просто Анфиса, так уж случилось, оказалась талантливее матери. В сто, нет, в тысячу раз. Аня играла на фортепиано, а Анфиса воротила от этого инструмента нос. Скрипку же полюбила с первого взгляда и первого «пиликанья», что для Ани стало настоящим потрясением. Она вспомнила, что просила у Вселенной другую судьбу для дочки, и вот – случилось. Скрипка. Не аккордеон, как у Аниной мамы, Марии Константиновны, которая всю жизнь отработала в детском садике музработником. И даже не домбра, на которой училась играть Анина свекровь, имевшая среднее музыкальное образование.