Александра Маринина - Горький квест. Том 2 [litres с оптимизированной обложкой]

— Возьмусь, — пообещал он и отщипнул хрустящую горбушку от свежего багета. — Только сначала научусь вас с папой понимать, и вообще понимать всех людей из вашего поколения. Поэтому буду временно хавать то, что вы с папой хавали, когда были такими же, как я. Это называется «полное погружение».

Мама не удивилась. Похоже, отец успел поделиться с ней впечатлениями от последнего разговора с сыном.

— Если хочешь погружаться, начни хотя бы книги читать.

— А что вы читали в моем возрасте?

Она пожала плечами, продолжая пить чай из красивой, английского фарфора, чашечки и перелистывая толстый рекламный проспект.

— Читали то, что было модно. Уже не помню названий. Но в основном это были толстые журналы.

— Какие журналы? — непонимающе переспросил Тимур.

— Толстые. Так их называли в народе. А если официально — «Новый мир», «Октябрь», «Знамя», «Москва», «Иностранная литература», «Юность»…

— Глянец?

Мама оторвала глаза от яркой рекламной картинки и посмотрела на него с сожалением.

— Тогда даже слова такого не знали применительно к журналам. Какой же ты серый, Тимур! Ты безнадежен.

Он не обиделся. Он же вообще не обидчивый. И никакие журналы он читать не собирается, ни тонкие, ни тем более толстые. Ни за что на свете Тимур не возьмет в руки то, что считается модным, или то, чем все зачитываются. Мама считает его серым и безнадежным, потому что не разделяет его идеологию и стремится быть «в тренде», как и все ее окружение. Глупо на это обижаться. Ясное дело, что родаки больше любят Ланку, оно и понятно, он сам ее очень любит, да ее и невозможно не любить, она такая красивая, такая ласковая и солнечная девочка, такая талантливая во всем, чем занимается. А Тимур для них нечто вроде неудачного эксперимента, превратившегося в чемодан без ручки: получилось не так, как задумывалось, но выбросить жалко. Тимур это понимал, но совершенно не комплексовал, наоборот, радовался: от него по-прежнему, как и в детстве, ничего не ждут и ничего особо не требуют, зато деньги дают, и можно жить, как хочется, а не как нужно. Вот Ланке точно не повезло, на нее возлагают надежды и потом будут грызть, если она не оправдает. Бедная малышка!

Он отщипнул горбушку с другого конца длинного багета и вернулся в свою комнату. Просмотрел окна: за время разговора с сестренкой и с мамой пришло четыре сообщения в одной сети, два в другой, двенадцать в третьей и одно письмо. Письмо висело на том сервере, где Тимур завел временный ящик для получения сообщений, касающихся участия в квесте. «Наверное, от Юры», — подумал Тимур, открывая почту.

Но письмо было не от Юрия. Оно было непонятно от кого. И содержание этого письма Тимура сильно озадачило.

Восстановившись после приступа, я вернулся к работе, но почему-то все было уже не так. Я не понимал, в чем дело, почему я постоянно отвлекаюсь на посторонние мысли, откуда взялись одолевающие меня сомнения. Неужели на меня так подействовал разговор с Назаром и данное ему обещание подумать над целью моей затеи? Или дело в погоде, в атмосферных явлениях и магнитных бурях? А может быть, начало сказываться действие препарата, который я принимал ежедневно с момента приезда в Россию и до окончания отборочного тура?

Во мне поселилась неуверенность, выбивавшая меня из колеи и мешавшая готовиться к квесту, я злился и нервничал, но Назару ничего не говорил, надеясь, что он не заметит. Все шло по намеченному графику: по четным числам мы с Семеном тренировали мой слух на восприятие современной разговорной речи, изучали сленг и новые идиомы, по нечетным я работал с Галией и Виленом. Юра проявил инициативу и предложил сделать доску наподобие тех, которые часто показывают в полицейских фильмах.

— Можно сделать трехстворчатую, на правой и левой сторонах будете листки прикалывать, а центральную часть поставим с покрытием, чтобы делать записи фломастером и стирать.

Инициативу я одобрил, и на следующий день у нас появилась доска, работать с которой оказалось и вправду удобнее.

Итак, что же мы имели? Если верить тому, что написала Зинаида Михайловна Лагутина, ее сын Владимир выбрал профессию дипломатического работника и после окончания школы успешно поступил в Московский государственный институт международных отношений. К моменту окончания института он жениться не успел и был оставлен на работе в МИДе, поскольку холостых и незамужних в длительные загранкомандировки не отправляли. Володя был мальчиком серьезным и отнюдь не влюбчивым, к своей будущей избраннице предъявлял крайне высокие требования, как и полагается настоящему комсомольцу и будущему дипломату, поэтому не решился на ранний поспешный брак ради выезда за границу, что, безусловно, свидетельствует о его твердых моральных принципах. Всё это повторялось в разных местах записей примерно в одних и тех же выражениях. Институт Владимир окончил в 1978 году, а в 1981 году скоропостижно скончался от сердечного приступа. Проблемы с сердцем, как я уже говорил, впервые были обозначены Зинаидой в 1975 году, когда Владимиру делали аппендэктомию и после этого долго не разрешали приступать к учебе и не выписывали, продержав сперва две недели в больнице, потом почти месяц — дома. О кардиологической патологии, диагностированной в 1972 году, когда десятиклассник Володя подхватил тяжелую ангину, Зинаида заговорила только спустя три года. Возможную причину этого несоответствия мне объяснила Галия, и я ее доводы принял. Но сомнения все-таки оставались: если состояние здоровья действительно являлось одним из решающих факторов при командировании за границу, то почему до поступления в институт о болезни нужно было молчать, а на третьем курсе уже можно говорить? Третий курс — всего лишь третий курс, а не назначение на должность и не направление на работу за рубеж. Следуя логике Зинаиды, ни о каких хронических проблемах со здоровьем нельзя было даже заикаться, пока не пересечешь границу, да и после этого не следовало бы. Однако ж моя сестрица сочла нужным о них упомянуть еще в 1975 году. Почему? Что заставило ее это сделать? О том, что Зинаида ляпнула о чем-то, не подумав, не могло быть и речи: не такова была дочь Майкла Линтона. Значит, у нее имелись на то причины. Какие?

Мы распечатали и повесили на доску отрывки из записей Зинаиды за 1975 год:

«Какой тяжелый получился год, сплошные беды и несчастья! Скончались любимые всем народом артисты: Любовь Орлова, Ефим Копелян, Ольга Андровская, Борис Бабочкин — наш незабвенный Чапаев, Георг Отс — непревзойденный Мистер Икс, красавица Валентина Серова; ушли от нас великий композитор Дмитрий Шостакович, известный хирург Вишневский, писатель-блокадница Ольга Берггольц. Невосполнимые потери для великой советской культуры! Да и у нас в семье не обошлось без сложностей: сначала Володю срочно положили в больницу и прооперировали по поводу аппендицита, он несколько дней жаловался на боли в животе, но не хотел пропускать занятия в институте — учебный год только-только начался. Как и все молодые ребята, оттягивал посещение поликлиники до последнего момента, когда боли стали уже нестерпимыми, и его прямо из кабинета хирурга на «скорой» увезли в стационар. Я написала заявление на недельный отпуск за свой счет, чтобы ухаживать за Володенькой, кормить его домашней едой и все время быть рядом после операции, моталась из дома в больницу, из больницы на рынок, потом домой, готовила диетическое питание, снова в больницу, потом снова домой, чтобы приготовить ужин для мужа и дочери, и снова в больницу. Эта безумная гонка закончилась тем, что я упала прямо на улице: закружилась голова, потемнело в глазах, и я рухнула, ударившись затылком о тротуар. Прохожие помогли мне подняться, я добралась до дома, подумав, что раз голова не разбита и крови нет, то ничего страшного не случилось. А на следующий день уже не смогла встать, пришлось вызвать врача, и выяснилось, что у меня сотрясение мозга. Из больницы Володю забирал муж, и целый месяц после этого мы с сыном провели в нашем маленьком госпитале: я лечила сотрясение, а он вылеживал осложнение на сердце, вызванное длительными болями, наркозом и операцией. Никогда не знала, что боль нельзя терпеть долго, это слишком большая и опасная нагрузка на сердце».