Сергей Шаргунов - Жук

Варя смотрела на одного Гусейна. Коренастый, патлатый, худое лицо. Какие пушистые ресницы! Он поймал ее взгляд и лукаво подмигнул черным глазом.

— Это наш штаб, — Люда подвела их к дому. — Егерь весной пировал, едва не спалил. Идемте, все вам покажу…

Поднялись по ступенькам.

— Вот она, выставка наших достижений! — обвела рукой деревянные стены с пенопластовыми квадратами. — Здесь же и едим! — показала на стол, толкнула дверь в следующую комнату: — А здесь я сплю.

— Тэк-с, тэк-с, чего они наклепали? — с придирчивой иронией говорила бабушка.

На одной стене на пенопластовых квадратах застыли приколотые иголками коричневые муравьи, как бы образовывавшие китайские иероглифы. На отдельном квадрате свернулся кузнечик розового цвета.

— Почему он такой? — шепнула Варя.

— От спирта! — отозвалась бабушка охотно.

Ниже каждого пенопластового квадрата желтела клейкая бумажка с фамилией студента.

— Зато вот кто у нас есть! — произнесла Люда, показывая на другую стену.

Варя присвистнула. Между божьей коровкой, похожей на каплю крови, и изумрудным жучком, известным Варе как листоед, чернело толстое существо, занимавшее весь квадрат. Выпуклый, глянцевитый жук с растопыренными усищами, выходившими за край его скорбной территории.

— Это же большой еловый черный усач! — с восторгом раздельно сказала Евгения Филипповна. — Вот так гусар!

— Он самый! — подхватила Люда. — Одобряете? И ведь нашел-то кто? Лентяй! Повезло ему. Дерево сломал трухлявое, а оттуда…

Вдруг, не дав ей договорить, жук, словно очнувшись от громких голосов, шевельнул усищами и с пронзительным скрипом зацарапал лапками пенопласт.

— Ой, он живой! — сказала Варя. — Бабушка!

— А я думала, он все уже… — беззаботно сказала аспирантка. — Он два дня скрипит… Я все жду, когда ему надоест! Утром замолчал, вроде кончился. Как бы не так! — И, приблизив губы к жуку, она с манерной интонацией спросила: — Опять ты за свое, малыш?

— Его надо отпустить! — Варя потянулась к иголке, отдернула руку и с мольбой посмотрела на бабушку.

— Люда, что за безобразие? — спросила старуха. — Кто это сделал? Почерк еще такой неразборчивый. Кра-кра…

— Крапивин. Евгения Филипповна, ну что мы хотим от наших балбесов? В прошлом году гусеница полдня дрожала. Как струна. Только что не звенела…

— Эфира не хватает?

— Да есть у нас эфир, хоть залейся. Просто Крапивин троечник, руки кривые, а дровосек и впрямь здоровенный. Размеры подкачали. Видно, он в морилку не поместился.

— Как не поместился? А усы загнуть?

— Правильно, нормальная банка стеклянная. Но я же говорю: руки кривые. Как начал этот жук скрипеть, я сразу всем сказала: «Давайте его отпустим». А они: «Он сам издохнет. Прикольный же!» Я снова говорю: «Мальчики, вам нравится слушать, как он скрипит? Давайте я его отцеплю и в траву выкину!» Одни тогда завелись: «Не надо! Такой крутой жук пропадет», другие: «Он все равно не жилец! Если его снять, он еще дольше мучиться будет!» Я виновнику торжества говорю: «Иди, Крапивин, снова его маринуй». А он: «Людмила Сергеевна, я больше с ним возиться не хочу!» Разозлилась: «Как хотите… Пусть скрипит! Вы уже люди взрослые, в университете учитесь. Но знайте: скрипит он под вашу ответственность! Я умываю руки!» — Крапивин мне: «Умывайте, умывайте… Сколько я в ручье руки отмывал и от жука этого, и от эфира вонючего!» И все вокруг галдят: «Прикол, прикол!» — и в жука тычут…

— В распятого, — прошептала Варя.

— Люда, есть же правила! — грозно сказала бабушка, и жук снова резво заскреб лапками, точно бы получив надежду. — Вы же отличница! Вы что, первый раз? Думаете, он боли не чувствует или нервной системы у него нет? Так, значит, Крапивину незачет…

— Бабушка, его вообще надо выгнать… — Варя была готова разрыдаться. — Во-первых, отсюда пускай уезжает. И из студентов тоже! Бабушка, я больше не могу! Я жуков боюсь. Скажи ей — снять… Это… Это жестокое обращение…

— С кем? С насекомыми? — уточнила аспирантка насмешливо.

— Освободи! — приказала старуха.

Девушка ловким движением выдернула иглу, и жук упал ей в подставленную ладонь. Она быстро вышла из дома — Варя за ней, — размахнулась, и блестящий комок исчез в траве.

— Думаешь, выживет? — глянула на Варю в упор белесыми глазами. — Неа! — И, оттеснив девочку, первая вернулась в дом.

— Ты меня поняла? Крапивину незачет! — повторила бабушка, всматриваясь в опустевший квадрат, словно бы в поисках оставшихся признаков жизни.

— Накажем! — сказала аспирантка жизнерадостно. — Сейчас я его вызову. Трудно мне одной с ними со всеми. Я двадцать раз придурку этому объясняла: «Не справился — начинай сначала!» Евгения Филипповна, как славно, что вы приехали!

Она распахнула дверь на улицу и, высунувшись по грудь, позвала зычно:

— Гусейн!

— Как Гусейн? — спросила Варя.

— Гусейн Крапивин, и такое, милая моя, бывает… — засмеялась бабушка наставительно.

— Видно, отец имя дал, — сказала Люда, обращаясь исключительно к старухе. — А уж когда развелись, мать фамилию сыну на свою поменяла. Куда он делся? — Она высунулась снова. — Антон, Гусейна найди!

— Погодите, погодите! — затараторила Варя, панически путаясь в словах. — Зачем? Это чепуха! Кра… Крапивин! Такого большого нашел… Ну не сумел все, ну не смог… Он хотел… Теперь начнут издеваться: из-за жука пострадал. А он без отца…

— Что с тобой, Варюха? — спросила бабушка тревожно.

— Дался вам жук! — Слезинка пробежала у Вари из левого глаза. — Вы их все равно убиваете! Все равно! Убиваете! Что, кузнечика меньше жалко?

— Усыпляем, — поправила старуха. — Усыпляем, но не пытаем. И это не кузнечик, а кобылка.

— Не наказывай Крапивина! Ты и так во всем права! Ты второй месяц уже права! Ты хочешь, чтоб я, как мама, заболела, да? Я поперлась с тобой в это дебильное место! Ты хоть в чем-то, хоть когда-то мне уступи хоть! — Слезы свободно и легко текли у нее по лицу.

— Ладно, только успокойся. Что ты? — испуганно лепетала старуха. — Впечатлительная…

— Звали? — раздался веселый голос.

Варя закрыла лицо руками и сквозь пальцы в размытом свете увидела взъерошенного паренька, который стоял в дверях, ухмыляясь и посасывая стебелек травы.

— Свободен, — сказала бабушка.

— Свободен! — прикрикнула Люда.

Он пожал плечами и исчез.

Через полчаса бабушка и внучка стояли на кромке леса возле станции.

— Смотри, смотри… — Бабушка карикатурно сгорбилась, пальцем достигая земли.

Товарняк грохотал мимо, как бесконечный снаряд.

— А? — спросила Варя. — Что?

Бабушка что-то говорила земле.

— Что там? — повторила Варя.

Бабушка чуть разогнулась и выдохнула ей в лицо:

— Жук-носорог! — И низко наклонилась обратно: сквозь седину розовели нежные проплешины.