Вадим Панов - Вторая глава (МАКАМ Х. Портной)

INGRESSO

Тишины нет.

Точнее, есть, конечно, но тишина означает опасность и требует внимательно прислушиваться к каждому шороху, шёпоту, эху – к любому звуку, способному рассказать, что на самом деле происходит вокруг. Потому что тишина означает, что кто-то затаился и ждёт, когда ты допустишь ошибку.

Какую?

Например, не заметишь того, кто затаился, и повернёшься спиной к нему. И целая жизнь окажется перечёркнутой тем, что ты повернулся спиной… Или бросил взгляд в неправильную сторону… Или на мгновение расслабился… Малейшая ошибка, и все мечты, надежды и желания обращаются в кровь на песке.

А песок здесь всюду – на губах, руках, одежде, на ресницах… Ничего удивительного – пустыня. Песок скрипит под ногами, паутиной путается на коже, шуршит по одежде, но когда нет ветра, его можно терпеть. В конце концов, это всего лишь песок – изменчивый и скользкий, не дающий отражений, но строящий удивительные миражи, отражающие его представление о другой жизни, строящий хрупкие замки, рассыпающиеся в прах от улыбки ветра.

Но песок – младшее зло. Больше всего Кириллу Амону не нравилось то, что в пустыне стреляли. По-настоящему стреляли из всего, что удавалось сюда привезти: штурмовые винтовки, тяжёлые пулемёты, миномёты, пушки, реактивные установки – в пустыне шла война, и она вызывала у Кирилла неприязнь. Он не боялся, ему именно не нравилось происходящее, поскольку приходилось тратить время и отвлекаться на вооружённых людей.

– Кирилл, даишы, – прошептал Пэн, указывая на небольшую, из четырёх пикапов, колонну, которая как раз подъехала к деревне.

– Вижу, – так же тихо отозвался Кирилл.

– Что делать?

– Ждать. Пока они нам не мешают.

Машины остановились на окраине, не доехав до первого дома с полсотни метров, и из кузова авангардного пикапа выпрыгнули бородатые боевики ИГИЛ 2 2 ИГИЛ – террористическая организация, запрещённая на территории РФ. , которых Пэн почему-то звал «даишами». Пятеро рассыпались по сторонам, внимательно изучая окрестности, а трое встали вокруг вышедшего из кабины здоровяка с необычно светлой для местных племён бородой. В левой руке здоровяк держал карту, в правой – навигатор, и постоянно оглядывался, прикидывая расположение нужной точки.

– Они ищут то же, что и мы? – спросил Пэн.

– Да, – подтвердил Кирилл. – Но не там.

– Это хорошо…

Вооружённые мощными электронными биноклями Амон и Пэн следили за происходящим с гребня невысокого холма, скучающего в километре от деревни. А к холму они пришли ночью, со стороны пустыни, и были уверены, что ни местные жители, ни разведчики террористов их не засекли. Планировали заняться своими делами на рассвете и занялись, но появление даишей спутало карты.

Пэн втянул ноздрями воздух и усмехнулся:

– Вервольф.

– Европеец? – уточнил Кирилл, поняв, что речь идёт о мужчине со светлой бородой.

– Слишком крупный для европейских выводков, – покачал головой Пэн. – Скорее, американец.

– Он нас не учует? – Оборотни славились тонким обонянием.

– Вокруг полно людей.

– А как насчёт тебя?

Пэн едва слышно зашипел. В отличие от напарника, он принадлежал к роду сепсов – самых ядовитых змеевидов, и его запах резко отличался от человеческого.

– Мабраска спрячет.

– Будем надеяться.

Мабраска – талисман Мабраса, который носили все отличные от людей существа Отражения, скрывал и жёлтые глаза Пэна с вертикальными зрачками, и когти на пальцах, и отсутствие ушей, и, как выяснилось, запах. Амон плохо разбирался в нюансах использования талисмана, но надеялся, что напарник не ошибается.

Тем временем верфольф определился с нужной точкой, отдал приказ, и даиши вытолкали из второго пикапа рабочих с кирками и лопатами.

– У нас мало времени, – сказал Кирилл, убирая бинокль. – Через час они поймут, что копают не там, верфольф сделает поправку, увидит наши первые шурфы и прикажет прочесать окрестности.

Он говорил уверенно, потому что сам допустил такую же ошибку в расчётах и начал поиски с другой стороны дороги. А когда сообразил, где нужно копать, условная линия пустынного фронта резко переменилась, правительственные войска отступили, и деревня оказалась на подконтрольной ИГИЛ территории. Пришлось уходить. Но они вернулись, поскольку знали, что им дышат в спину конкуренты.

– У нас есть два часа.

– Тогда хватит тратить время.

Амон и Пэн соскользнули к подножию холма и оказались у шурфа, ради которого вернулись, у шурфа, который пять дней назад привёл их в древний подземный ход. На следующий день вокруг Пальмиры начались ожесточённые бои, шурф пришлось завалить, но сейчас он снова был расчищен и манил искателей чёрной дырой таинственного прохода.

Роли распределили заранее. Пэн остался на поверхности, Кирилл же сбросил в отверстие контейнер, затем протиснулся сквозь узкий лаз, спрыгнул – потолок оказался невысоким, – и включил фонарь. Куда нужно идти, он не знал, двинулся наугад, направо, и через десяток осторожных шагов понял, что не ошибся: коридор привел Амона в комнату, вход в которую преграждала деревянная дверь с печатью принципала Сулеймана V, правившего местными органиками с XIII по XV век. Несмотря на прошедшие столетия, дверь оказалась крепкой, а вот охранное заклинание давно истлело, и магический щит печати превратился в элемент декора.

Но Кирилл всё равно едва не завопил от радости.

Печать Сулеймана V! Все источники указывали, что именно этот принципал был последним обладателем уникальной реликвии, которую вот уже несколько столетий искали все иерархи Отражения. Старая дверь с потерявшей силу печатью обещала вспотевшему от предвкушения Кириллу невиданную добычу.

«Пора», – прошептал он себе, после чего надел на голову громоздкую конструкцию, напоминающую изготовленные в Эпоху Возрождения очки виртуальной реальности, отодвинул засов и вошёл в комнату. Или камеру, учитывая, что помещение находилось под землёй. Или погреб, поскольку предназначалось оно для хранения.

Вошёл и не удержался от восклицания:

– Есть!

И засмеялся.

Потому что победил.

Реликвия ждала Амона на прямоугольном каменном постаменте в центре комнаты. И зашипела, заставив гостя вздрогнуть от неожиданности.

– Боже, ты действительно жива! – пробормотал он, поражаясь неистовой злобе, которую древняя реликвия сумела передать без слов, одним только звуком.

Шипение повторилось. Реликвия не понимала, почему у неё не получается, рассвирепела, но сделать ничего не могла: убить наглого пришельца оказалось невозможно.