Вера Колочкова - Я вас люблю – терпите!

– Ну, в общем…

– Да так, так, я же вижу. И чтобы упредить все ваши наводящие вопросы, сразу и отвечу – да, я сама этот шаг сделала! Сознательно! И вполне смогу объяснить, почему! Хотите?

Она вдруг словно захлебнулась – махнув рукой, задышала часто и прерывисто, широко раздувая крылья носа. Тусклые простудные глаза раскрылись, полыхнули странным огнем. Нет, не огнем сумасшествия. Скорее это был злой огонь давно отчаявшегося доказать свою правду человека.

– Вот скажите… Почему именно вы, а не кто-то другой из детдома ко мне приехал? Вы не задавались себе таким вопросом. Почему именно вы?

– Но я же сказала – я психолог, и…

– Да ладно, психолог! При чем тут психолог? Я же вас как человека спрашиваю, а не как психолога. А знаете, почему вы ко мне приехали? Сказать?

– Скажите…

– А потому, что вас ко мне страшно потянуло. Других не потянуло, а вас – потянуло. А знаете, почему?

– Ну, и почему?

– А потому, что у вас, по всей видимости, похожая проблема в семье есть.

– У меня?! Ну, знаете ли! Меня мать в детдом никогда бы не отдала! Ей бы и в голову никогда не пришло!

– Ну да. Конечно, не пришло бы. А зря. Потому что вы маму свою не любите.

– Да с чего вы взяли? – вспыхнув до корней волос и отодвинувшись, тихо и возмущенно проговорила Катя.

– Да с того, милая, с того… По вам это сразу видно. Глаза у вас, знаете ли, особенные, пытливой виноватостью измученные. Да вы не стесняйтесь, чего вы…

– Я и не стесняюсь, – гордо вскинула голову Катя. – Чего мне перед вами вдруг стесняться? Тем более, это все неправда.

– Нет, милая. Наверняка я права. И нелюбви своей вы страшно стесняетесь. Потому что вам ужасно стыдно. Как это – маму не любить? А только знайте – вы в этой проблеме не одиноки. Сейчас просто времена такие. Очень жестокие. На любовь страшный дефицит пошел. Недолюбленные матерями дети вырастают и не любят своих детей. А матерей и подавно. Недавно я в Интернете наткнулась на блог таких недолюбленных, почитала, и волосы на голове дыбом встали. Ужас, что пишут…

– Погодите, Анна! Не надо! Я не хочу… Я, собственно, не за этим…

– А я тоже, кстати, свою мать не любила, – будто не услышав ее отчаянного возгласа, медленно продолжила Анна, – с малолетства на нее обиды копила. Втихомолку. Потом они мясом обросли, с возрастом в ненависть превратились. А всю свою любовь я на этого идиота обрушила, на Алешиного отца. Такой залила любовью, что и сама без нее уже жить не могла. Теперь вот думаю – не его я вовсе любила, а любовь свою. Так бывает, наверное. С нами, с ущербными детьми.

– А Алешу вы что, разве не любили?

– Любила, конечно. А потом, когда этот идиот ушел, у меня будто опору из-под ног выбили. Пустота внутри образовалась такая страшная! Смотрю на Алешку – и мужа-предателя вижу. А через пустоту перешагнуть не могу. Он на него так похож, как две капли воды! Не стало к ребенку любви, и все тут. Кончилась. Ушла вместе с мужем. А через силу… Через силу – не получалось. Ну вышло так, что теперь поделаешь! Вот я и подумала – зачем растить ненавистника?

– Господи, да что вы такое говорите. Какого ненавистника?

– А такого. Он так же стал бы обиды копить, как я на свою мать. Нет, я бы изо всех сил старалась, конечно, воспитывала, на путь истинный наставляла, образование давала… Кто спорит? Дело-то не в этом. Одного воспитания да наставления тут мало, ребенку же любовь нужна. Настоящая. Ребенка просто стараниями не обманешь. Он отсутствие настоящей любви на энергетическом уровне чувствует.

– А вы знаете, какая она, настоящая?

– А никто не знает. Вернее, те знают, кому эта любовь как талант от бога дана. Да и они тоже – не знают… Вернее, не задумываются. Есть и есть, и хорошо. А другие… Другие, кому не дано, плюхаются в этом, как умеют. Кто холодной головой любит, кто страхами, кто собственной гордыней. И ведь уверены, что именно они и любят правильно! Пока потом с ненавистью собственного ребенка не столкнутся. Вот я вам рассказала, как в Интернете на один молодежный сайт заглядывала… Там как раз мой случай один мальчик описал. Его тоже мать после ухода отца невзлюбила. Нет, вы бы почитали, сколько ненависти он на родную мать выплеснул… Волосы дыбом встают! А она, бедная, наверняка и не подозревает ни о чем. Так и многие родители – не подозревают… Откуда им знать? Они только свои заслуги в воспитании видят. А если ребенок плохой – так это он сам по себе плохой, а не родители.

– Так они ж не виноваты, если любить не умеют… Сами же сказали – не всем бог такой талант посылает. Тем более они и не знают, что любят неправильно.

– Ну да… – сипло вздохнула Анна. – К сожалению, нельзя никого научить любить. И тем более – правильно любить. Нет в этой школе ни учеников, ни учителей. Замкнутый круг получается.

– А вы, значит, решили этот круг разорвать, так?

– Да. Решила. Пусть мой Алешка идет по жизни без ненависти. Ненависть к матери – страшная штука. Она из человека урода делает.

– Не знаю, Анна, не знаю… А относительно меня вы правы – я тоже свою маму не люблю. Значит, я тоже – урод? А с другой стороны, я как представлю себе… Если бы мама нас с Милкой, с сестрой моей, решила бы вдруг в детдом отдать из благородных побуждений, чтобы от уродства спасти… Не знаю, Анна. Дико звучит, по-моему. Пусть уж лучше неправильная родительская любовь, чем…

– Да ладно. Мне все равно, думайте про меня что хотите. Не хочу себе ненавистника под боком растить. Нет, я все для Алеши в материальном плане потом сделаю, конечно же. И образование дам, и квартиру куплю. А сейчас… Сейчас для него же лучше будет…

– Нет, не лучше, Анна. Ему очень плохо без вас. Любой самый хороший детдом все равно хуже самой плохой матери.

– Ничего, привыкнет. Другие же привыкают.

– Но он вам не простит!

– Да пусть! Озлобленность непрощения лучше, чем с годами скопленная ненависть! Злоба – это совсем и неплохо, кстати. Она часто человека вперед движет. Озлобленные, например, карьеру хорошую делают. Я знаю. Сама видела.

– Но он вас любит. Он, знаете, как маленький такой старичок сейчас. Говорит – я плохой, потому что на папу похож. То есть он как бы заранее согласен с тем, что он плохой. Наперед согласен. Он так страдает, Анна! Чувство вины так выросло, что запросто его убить может! Пожалейте его, вы же мать…

– Послушайте! – вдруг зло сверкнула глазами Анна, чуть приподнявшись со своего стула. – Вы зачем сюда вообще заявились? На жалость мою давить, что ли? Так знайте – нету во мне жалости! Здравый смысл есть, и хватит мне! Идите лучше свою мать жалости к себе поучите! И любви заодно! Правильной! И вообще… Шли бы вы лучше отсюда, болею я… Все болею и болею, умру, наверное, скоро…

Хрипло вдохнув, Анна надсадно закашлялась, отвернувшись в сторону. Катя сидела, смотрела на нее будто завороженная, не в силах оторвать взгляда от голубой жилки на ее бледном виске. Бедная, бедная женщина. До чего себя довела. Надо же, целую философию на своей подлости выстроила. Еще и о скорой смерти заговорила, немочь духовная…