Владимир Топилин - Хозяин Спиртоносной тропы

— Где взяла? — спросил Константин.

— Не знаю. Она у нас всегда. Мамка говорила, что покойный тятя из тайги принес.

— Из тайги? Что она вот так просто под деревом валялась?

— Не знаю. Мне тятя про это не говорил. Давно в тайгу ушел, не вернулся. Наверно, медведь съел или бродяги голову топором отрубили, — просто, будто речь шла о подсолнухе, ответила Стюра.

— Поди, мамка ругаться будет, что нож подарила… — пространно сказал дед Мирон, лихорадочно соображая, как бы оставить клинок себе. «Вот дура так дура! — костерил он Стюру. — Каких свет не видывал! Верно, больших денег стоит. Тут вон золота только на четверть водки можно разжиться в лавке у Пантелея Заклепина. И как это я про него раньше не знал? Уплывет ножичек почем зря в чужие руки, как есть уплывет!»

— Не будет. У нас еще такой же есть. Мамка больше тем поросятам крапиву режет. А про этот и не узнает, — спокойно махнув рукой, будто отгоняя назойливого паута, заключила Стюра.

— Еще один, говоришь? Такой же? С золотыми накладками?

— Да, только покороче этого будет. Мамка говорила, как тятя с тайги принес, говорил, что там еще были, все не смог забрать: тяжело нести.

— Где были? Сколько было?

На эти вопросы Стюра равнодушно подняла угловатые, широкие плечи: не знаю, не спрашивайте больше.

— В городе сделаем углеродный анализ металла, узнаем, сколько ему времени, — воодушевленно планировал Вениамин. — У отца есть знакомый в Университете, профессор по истории. Он точно скажет, кто и когда выковал этот клинок.

— Может быть, это была сабля какого-то управляющего приисками, — также восхищаясь клинком, вставила слово Катя.

— Какой управляющий? Тут надо дальше смотреть, — посмотрел на нее Вениамин. — Скорее всего, это кинжал какого-то кочевника. Но как он сюда попал?

Пока над клинком шли бурные дискуссии, Кузя молчал. Он сразу узнал клинок. Вернее, это был не тот, что он видел в погребальной нише под скалой, а похожий. Но то, что, вероятно, он был взят из гробницы, не сомневался.

Вдоволь налюбовавшись подарком Стюры, Вениамин спрятал его на дно большой дорожной сумки подальше от любопытных глаз. Уговорив всех, что будут молчать, решил не спускать с нее глаз. Сам, допив кофе, стал писать в путевых заметках о столь знаменательном событии.

Прошло некоторое время. Дед Мирон недвусмысленно намекнул, что неплохо бы обмыть сей дорогой подарок. С согласия Вениамина, получив от Константина небольшую сумму, равную одной бутылке водки, быстро снарядил Кузьку в лавку к Хмырю. Сам, грозно посматривая на Стюру, рассуждал, где в хозяйстве можно применить данное орудие:

— Нет, на охоту клинок не возьмешь. На охоте не пригодится, слишком длинный, за кусты цепляться будет. Зверя тоже плохо свежевать, рыбу чистить также велик. Картошку чистить не пойдет. Только на стенку повесить.

— А как же я? — наконец-то сообразив, что произошло, застонала Стюра.

— Что ты? — оторвался от бумаг Вениамин.

— Так я ж тебе ножик подарила, чтобы ты меня замуж взял!

— Ты что… Стюра?.. Какой замуж?.. — не зная, как быть, роптал Веня. — Я ж еще молод против тебя.

— А мне какой нужен? — удивленно вскинув густые, будто мочалка, брови, удивилась та.

— Но я же… у меня… есть жена! — нашелся Вениамин, ожидая поддержки от товарища.

— Ты говорил, что у него никого нет, — будто замычавшая корова обратилась к деду Мирону Стюра.

— Говорил — не говорил, а я откель знал? — развел руками Дыб-нога. — Надо было самой спрашивать.

— Значит, говоришь, что жона есть? — будто читая приговор, опустила плечи Стюра.

— Да, есть, — склоняясь над бумагами, ответил Вениамин.

— Тогда давай саблю назад.

— Не понял…

— Саблю, которая в сумке лежит, которую я тебе подарила, давай назад.

— Но ведь ты ж ее подарила, — не зная, как быть в такой ситуации, пытался замять разговор Вениамин. Он уже чувствовал себя хозяином клинка, видел его на стене возле камина и считал трофеем, добытым во время экспедиции. — А подарки не возвращают.

— Это так? — подавлено, едва не пуская слезу, спросила Стюра у Мирона.

Тот пожал плечами, развел руками: выходит, что так.

Стюра молча склонила голову, видела, что никто не обращает на нее внимания. Ей было больно, да так, что хоть и недалека умом, но ранимая душой, честная от рождения баба едва не разревелась. Все же, не показывая свою слабость, молча повернулась, пошла прочь: обиделась.

— Куда ты? Сейчас Кузька бутылку принесет! — пытался остановить ее дед Мирон, но та не оглянулась.

После ее ухода в ограде зависла неприятная пауза: нехорошо получилось. Погано на душе у каждого. Может, вернуть Стюру, отдать ей клинок? Но непонятная сила удерживает Вениамина: это же подарок! А у нее есть еще такой же.

— Что притихли? — пытался растормошить окружающих дед Мирон. — Поганку-то надо к делу определять. Что, возле забора так и будет до утра стоять?

— Нет, — поднявшись с места, натягивая сапоги со шпорами, ответил Константин. — Сейчас мы займемся ее воспитанием.

Взяв в руку плетку, он подошел к кобыле, отвязал уздечку, легко, будто сел на стул, вскочил в седло. Не ожидавшая от наездника такой прыти, Поганка даже не успела среагировать, а когда поняла, что на ней уже сидят, было поздно. Пытаясь скинуть наездника, заметалась из стороны в сторону, упала набок, встала на дыбы, но бесполезно: Константин сидел на спине, будто влитой. Недолго покрутившись на месте, повернул Поганку в сторону тайги, всадил ногами в бока острые жала. Выпучив от боли глаза, кобыла рванула с места в галоп что есть мочи, понеслась по пустой улице, готовая разорваться пополам. Умело встречая неровности ухабов, цепкий наездник прилип к лошадиной шее, и оторвать его было невозможно.

— Захлестнется! Как есть захлестнется! — подскочив к забору, провожая перепуганным взглядом стремительно удаляющегося наездника, крестился дед Мирон.

— Кто? Костя? — усмехнулся Веня. — Прежде кобыла себе ноги переломает, чем он с нее упадет. Не таких рысаков объезжал, сам видел.

— Что ж это он, с вольных казаков будет? — возвращаясь на чурку, поинтересовался Дыб-нога. — Вроде на казака похож.

— Не могу сказать, — пожал плечами Веня, — сам не знаю.

Он и правда не догадывался, кто на самом деле есть Костя. Перед тем, как направить его сюда, на золотые прииски, отец Вениамина Григорий Дементьевич Дистлер долго искал ему спутника. Обратившись к знакомому начальнику сыскной полиции города Томска господину Федотову, он выразил свою просьбу. Тот не отказал ему, предложил специально подготовленного агента из так называемого Летучего отряда. Им оказался один из лучших сыскарей Константин Лебедев, который в «охранном, дознавательном и сыскном делах не имел себе равных». Действительно, при проверке Костя показал отличные результаты в стрельбе, владении холодным оружием, восточном единоборстве, обращении с лошадьми, ориентировании на местности и других уроках. Также был неплохим психологом в «своевременном распознании среди людей подозрительных субъектов». Так Костя стал спутником, а точнее охранником Вениамина в этой экспедиции.