Вейо Мери - Обед за один доллар (сборник)

И старик стал подниматься из-за стола.

— Нет, нет, папочка ведь еще не уходит, — в панике засуетилась Регина.

— Я, наверное, переел, мне надо немножко вздремнуть, — возразил Лакстрем и, шаркая ногами, побрел в свою комнату.

— Папа, выслушайте меня, — идя за стариком, на ходу взывал Мауно. Нет, он даже не слушает!

— Он не слышит, — поправила девушка.

— Прекрасно слышит, просто притворяется. Все глухие одинаковы. Стоит только сказать о них какую-нибудь гадость, так они мигом услышат.

— Mayно, как ты говоришь о моем отце?!

— Разве я что-нибудь не так сказал? Прости, я не хотел, дорогая.

— Почему ты кричишь на меня?

— Только, ради бога, не плачь. Я же не о себе беспокоюсь, пойми. Должна же у тебя быть личная жизнь. Ты же не заключенная, в конце концов. А я? Обо мне можно и вовсе не думать. Выходит, что этот старый корявый сморчок тебе и семья, и муж…

— Как не стыдно! Это же мой отец! — зарыдала Регина.

— Ну, хорошо, хорошо, давай лучше выйдем на воздух. Здесь так душно, что я даже думать не в состоянии.

Они вышли в сад и сели в беседке из цветущей сирени. Там было полутемно и прохладно, и дым от сигареты причудливо извивался наподобие синих драконов.

— Знаешь, я пойду и по-хорошему поговорю обо всем с папой, — наконец решил Сантавирта.

— Папа уже давно спит, — безнадежно махнула рукой Регина.

Но Сантавирта все же встал и направился к дому. Он вошел в прихожую, нерешительно потоптался и наконец робко постучал в дверь комнаты старика. Не услышав ответа, Сантавирта бесшумно отворил ее и заглянул внутрь. Старик лежал на кровати, неестественно запрокинув голову, широкий нос его заострился.

Сантавирта испуганно закрыл дверь, прошел по коридору и остановился у окна. Регина сидела в сиреневой беседке, закинув ногу на ногу, и курила. Сантавирта бросил сигарету на пол, загасил ее носком ботинка, потом надел шляпу, и, вздохнув, направился к девушке.

Парк раскинулся на самом склоне горы. Снизу казалось, что пальмы лежат на земле, а люди разгуливают прямо по их макушкам. Еще снизу видна была широкая аллея, посыпанная песком, с двумя рядами скамеек вдоль нее. Духового оркестра не было видно — только слышно было, как он играл марши Соуса.

Мы шли по оживленной улице, бегущей вверх. Машины мчались вниз или ползли в гору, иногда движение транспорта замирало.

«За один доллар здесь можно съесть все что угодно и сколько угодно», приглашала незатейливая реклама, отпечатанная на листе картона. Не долго думая, Купаринен толкнул дверь ресторана и вошел, а я последовал его примеру.

Мы сняли шляпы и положили их на полку в раздевалке, там никого не оказалось; ясно, ответственность за их сохранность — на нас самих.

— Может, возьмем шляпы с собой? — робко предложил я.

— Да не волнуйся ты, здесь не крадут шляпы, — успокоил меня Купаринен.

— А что крадут?

— Деньги и власть.

— Как, в этом ресторане?

— Нет, конечно; я думал, тебя интересует Америка вообще.

Купаринен пригладил волосы перед большим, во всю стену, зеркалом. Розовощекий, весьма представительный мужчина; Так, кажется, говорят о тех, кому за сорок и у кого сохранилось отличное пищеварение?!

Мы направились в ту часть зала, которая видна была с улицы.

На металлической стойке в больших противнях дымилось горячее. Верхние полки уставлены холодными закусками, нарезанными тоненькими ломтиками, блюдами с овощным салатом, хлебом, маслом, пирожными и поджаренным хлебом. У конца стойки восседала кассирша. Мы заплатили ей по доллару.

— В Вашингтоне подобного заведения не сыщешь, — громко пояснил мне Купаринен.

— Вы что, из Вашингтона? — встрепенулась кассирша.

— Из Вашингтона. Ди Си {Деловой центр Вашингтона.}. Служу в Госдепартаменте, — небрежно бросил он.

На самом деле Купаринен жил в Нью-Йорке и перебивался на вольных хлебах. Он сопровождал меня лишь потому, что финский писатель, приезжавший сюда до меня, напрочь вывел из строя двух сотрудников Госдепартамента, им даже дали отпуск по болезни.

В финском консульстве Среднего Запада быстро отыскали человека, который охотно взял на себя роль моего гида. Это и был Купаринен. Его недавно бросила жена, и с горя он ударился в разъезды.

…Мое внимание привлекла кассирша. Нигде в мире у женщин нет столь энергичных и, я бы даже сказал, атлетических губ, как у американок. Именно такие были у кассирши. Они медленно приоткрылись и растянулись в ослепительной улыбке. Жемчужно блеснули вставные зубы. На вид ей было лет шестьдесят. Теперь девушки уже не улыбаются вот так, «а ля Голливуд».

Молодой официант в белом пиджаке застыл, как на посту, рядом с грудой грязных тарелок, а курносая блондинка на раздаче кофе вовсю распевала. Порой это пение почему-то переходило в тихое повизгивание.

В центре зала было довольно многолюдно, пустовали только столики у входа. Мы взяли кофе и с чашками в руках направились к ближайшему из столиков — второму от окна.

— Садись там, в уголке, чтобы лучше видеть, — буркнул Купаринен.

— Садись туда сам.

— Но ведь я должен показывать тебе Америку.

— По-твоему, та стена и есть Америка?! Кстати, когда мне предложили эту поездку, я сразу догадался, что меня ждет: забросят в какую-нибудь дыру, и я проторчу там все шесть недель, зато изучу ее вдоль и поперек, как свои родные места в Финляндии.

— Почему же не сказал об этом Марголиусу, когда мы у него были?

— Не решился.

— Ну и зря. Выразил же, например, какой-то ваш Матти желание встретиться с Генри Миллером и с Керенским, а еще посетить могилу Кеннеди.

— Но он же книгу пишет.

— А ты разве не пишешь?

— Не знаю, удастся ли. Теперь ведь не читают путевые заметки.

— А что читают?

— Да чушь всякую, американские бульварные романы.

— Неужели есть такие? Вот жаль, мне что-то не попадались.

— Ни за что бы раньше не поверил, что путешествие может быть столь утомительно. Прямо как работа. Я уже совсем выдохся. Смотри-ка, а она все поет. Веселая девочка.

— Хочешь узнать, почему она поет?

— Так она тебе и сказала.

— Ну все же, хочешь услышать?

— Только, пожалуйста, не вгоняй меня в краску, не говори, что это мне интересно.

— Хей, Джейн, когда у тебя обеденный перерыв? — заорал Купаринен без всякого стеснения.

— Перерыв? Уже был, — отозвалась девчонка. — А что?

— А когда он закончился?

— Десять минут назад.

— Вот тебе и ответ, — торжествующе сказал Купаринен.

— Какой же это ответ?

— Разве ты не знаешь, что современный вариант любви — это любовь в обеденный перерыв?!

— Откуда мне знать? Я уже целых десять лет без обеденного перерыва.

— Слушай, как это делается. Портье вручает один из ключиков, висящих на гвозде, клиенту. Стоит это семь или десять долларов, в зависимости от кошелька клиента. Номер занят, постель в нем с утра не застелена…