Михаил Шахназаров - «Контрабас» и виски с трюфелями [сборник]

— Клоун, бля. Давай о чем-нибудь другом.

Через месяц говорить о чем-нибудь другом с Вадиком стало неинтересно. В «Снежинке» он появлялся только с Камиллой. Один раз она сделала мне замечание, и тут же была отослана подальше. Прямиком и без оговорок. Вадик покраснел, но не заступился. А она даже со стула не поднялась. Больше мы не общались. Они с Камиллой просматривали какие-то документы, заговорщически улыбались, перешептывались. Вадик угощал Алену пирожными и модулировал голос под ребенка: «А сто, Аленуска, ты сегодня полусила в сколе?» Зрелище было припохабнейшим, если не сказать мерзким. Аленушка говорила, что Вадик хороший, а я ненавижу мир. Пришлось отреагировать. Сказал, что невоспитанных детей в аду не жарят, а грилируют в картонных гробиках из букварей. Камилла стала приходить без Алены. На наших глазах Вадик продавался некрасивой, властной и хитрой женщине. Изредка откровенничал:

— Я с ней был, Майкл. Даже не знаю, как это получилось… Как будто даже не с ней. Но было хорошо. И все же как-то неожиданно и резко…

— Сочувствую… Жаль, что не плавно. Искренне сочувствую. Как получилось? Все было тривиально. Ты купил искусственную вагину, решил ее опробовать, открыв глаза, увидел, что в качестве подарка туда присобачили башку Камиллы Фотиадис. В позиции снизу, наверное, было страшно? Или полный мрак и ужас навалился, когда глаза привыкли к темноте?

— Хватит пошлить! Перестань! Урод… Я не знаю, что делать. Я в ловушке. Она предложила переехать к ней. Я в ловушке. — Испуг был деланым, фальшивым.

— Ну-ну… Наутро Камилла сказала, что уже беременна? Или оказалась девственницей? А может, по ночам она скидывает лошадиную физиономию и превращается в изумительной красоты девушку? Или вас застукала Алена и потребовала быстрой свадьбы? Все в твоих руках, Вадь. Но, по крайней мере, ты не отступил от одного из своих жизненных принципов: Камилла не катается на троллейбусах. А потом, уже есть готовый ребенок, не нужно заводить кошку и делать в квартире ремонт. Кстати, она положительно на тебя влияет. Ты постепенно излечиваешься от своего коронного «бля». И знаешь… Я не знаю насчет прозы, но актер из тебя, Вадя, бесталанный.

Вадик переехал к Камилле. Перестал быть собой. Появилась заносчивость, улыбка стала нагловатой. Иногда он забывал, что мы находимся рядом. Заискивающим голосом мог попросить у Камиллы триста долларов на свитерок, что отложил в магазине напротив. Та медленно доставала портмоне, демонстративно шлепала на стол три бумажки. Он чмокал ее в напудренную щеку. Мимо витрины пробегали красивые девчонки. Свежие, юные, с лучистыми улыбками. Спешили, впрыгивали в переполненные троллейбусы. Вадик смотрел на них с грустью. Камилла перехватывала эти взгляды и что-то зло шептала ему на ухо.

Мы отдалились друг от друга. Вадим больше не стенал, часто заводил разговоры о бутиках и презентациях. Когда они с Камиллой перестали заходить в «Королеву», мы облегченно вздохнули.

Недавно я встретил Вадима в Юрмале. Он был с Камиллой и Аленой, которая называла его папой. Сделал вид, что рад нашей встрече. От того, что он сказал, стало неприятно. Он неумело защищался и оправдывал цену, за которую его приобрела Камилла:

— Чертовски рад, Майкл! Как ты? Куда пропал? Кстати, можешь меня поздравить. Еще месячишко, и я стану миллионером. А у тебя, я слышал, дела неважно. Обидно… Говорят, ты на «контрабасе» сильно пристроился, с женой развелся…

Я был уверен, что это была домашняя заготовка. Он прокручивал эти фразы в уме не раз.

— Пристраиваются, Вадик, кобели к сучкам. Иногда вполне успешно. Особенно, если сучка делится мослами. Про неудачное соло на «контрабасе» и жену тебя не обманули. Но, самое главное, — я нашелся с ответом! Я не теряю форму. Старик!!! Я люблю девчонок, что катаются на троллейбусах, восхищаюсь ими, что-то творю… Слушай, Вадь… Дурные сны, обрывчатые воспоминания… Я вот про что. Как приют? Детишки уже читают книжки о добре и сердечности? Про бурундучков, волшебников, пушистых белочек? Тогда — поздравляю. И вот что… Ты как-то обмолвился, что пишешь. Выпустишь книжку, дай знать. Почитаю о суровой прозе жизни. Только не прилизывай. Пиши все как есть. Латышский фэн-шуй, газон «Сантъяго Бернабеу»… Проза — она ведь как жизня. Тем более, что жизня удалась. Суровая, бля… ее проза…

Дверь на веранду, увитую изумрудом колышущегося плюща, медленно отворилась. В парчовом халате цвета спелого граната появился молодой барин. Его золотистые волосы были тщательно зачесаны назад. Улыбались шебутным лучам солнца зеленые глаза, и было видно, что проснулся он в добром расположении духа. Подойдя к массивному столу мореного дуба, барин неспешно опустился в плетеное кресло и, сладко зевнув, потянулся к фарфоровому чайничку. Наполнив до краев украшенную восточными узорами чашку, он откинулся на спинку кресла и устремил вдаль взгляд, который сводил с ума миллионы совсем юных дев и дам уже зрелых. Он смотрел на играющую бликами гладь реки Снежевки, вслушивался в птичьи трели и ждал появления Оленьки. Милая Оленька. Сейчас она выпорхнет на этот окруженный резными перилами балкончик, в удивлении вскинет свои белоснежные рученьки и нежно пропоет: «А вы, Павел Александрович, чаи пить изволите-с, меня не дождавшись? Ах вы обманщик! Вчера обещали, что непременно-с Варюшу попросите меня разбудить, потому как разговор ко мне у вас есть».

Именно так скажет Олюшка и прервет сладостное отдохновение. А как хочется подольше красоту эту лицезреть! Изгиб речушки, луга за ней безбрежные, и сливающаяся с горизонтом полосочка леса. В городской суете об этом только мечтать можно, да в сновидениях с такими картинами райскими встречаться. Вот дятел клювом своим жучков да прочих таракашек выстукивает. А вот и соловушка на побудку сподобился. Заливается, трелями сладостными душу ласкает. О лете песнь завел, о чарующих его красках и любви. В лесу сейчас каждая веточка играет. И запахи там пьянящие, и звуки все как из сказки. А вечером на бал. Павел Александрович улыбнулся. Как воочию увидел перед глазами огромный, золотом и мрамором сверкающий зал: хрустальные люстры отбрасывают слепящие лучи, отражаясь в паркете, до зеркального блеска начищенном. Статные кавалеры в ладно сидящих мундирах, дамы в платьях воздушных из шелков персидских. Кружатся в танце нескончаемом, взглядами о любви говорят.

А потом и сама любовь голубушка. Уже не платоническая, а страстная и зноем все тело покрывающая. В будуарной роскоши одного из домов знатных и благочестием своих хозяев гордящихся. Под балдахином атласным, на резных столбцах важно покоящегося. Не любовь, а сказка, которую ни в одном романе описать невозможно, никакими словами на бумаге не воссоздать. Ласки до утра томящие, иногда дерзкие, и увлекающие с головой в омут сладострастия и греха. Глаза барышни юной с поволокой, и улыбка нежная, с уст не сходящая. А наутро сбор на охоту, зов рожка. Загонщики опытные борзых травят, лошади фыркают, зверье лесное почуяв. Первые выстрелы, и затягивает азарт в силки расставленные. Затем привал, с винами французскими да дичью, на вертелах приготовленной.