Саймон Ван Бой - Тайная жизнь влюбленных: [сборник]

Он еще немного побузил на улице и ушел домой. Правда, вскоре выяснилось, что этот тип — друг хозяина. Не прошло и десяти минут, как позвонил мой работодатель, сказал, чтобы я взял из кассы, сколько мне причитается, и больше не попадался ему на глаза. Он кричал в трубку, что я хулиган и мне не место в приличном обществе, а я, прикуривая сигарету, смотрел, как самая красивая девушка из компании подходит к стойке, благодарит меня и пишет на спичечной картонке свой номер. Я сначала не хотел брать ее телефон, потому что во время службы на флоте повидал немало девушек, которых привлекало насилие, и все они оказывались чокнутыми. Но когда она посмотрела на меня своими кофейными чашками, я понял, что это не тот случай.

Со мной в смене работали официантами два латиноамериканца, славные ребята. Они помогли мне навести порядок, дружески похлопали по спине и сказали, что сделали бы то же самое. Оставшиеся за стойкой мужчины вполголоса разговаривали между собой, словно ничего и не произошло. Когда тот пьяный говорил гадости, они смеялись, и теперь им, наверное, было стыдно.

Несмотря на многократное участие в драках и всю мою доблесть во время службы в российском флоте, я не могу заставить себя поднять этот дешевый бодиборд и шагнуть в океан. В горле пересохло, страшно болит голова. Юноши вернулись с катания живыми и невредимыми, и девушки завернули их в полотенца.

Через несколько месяцев после списания нашей подводной лодки мы получили приказ отбуксировать ее в указанный район для утилизации. К тому времени мы уже примирились с потерей и искали, чем заняться. Капитан обещал сделать все возможное, чтобы сохранить нас как экипаж, куда бы нас ни послали. Некоторые другие команды отправили в Чечню. До нас доходили слухи об ужасах, которые творились там с обеих сторон, и все равно мы были готовы служить где угодно, только бы вместе. Вместе мы непобедимы — таким был общий настрой. На официальной церемонии присутствовало около сотни моряков, но мы могли управлять подводной лодкой ввосьмером. Когда надо было доставить субмарину на ремонт, каждый старался пронести в металлическое брюхо бутылку водки или виски, чтобы не скучать в дороге. Капитан закрывал на это глаза. Ремонтники называли нас «скелетный экипаж».

Я очень ясно помню утро аварии. Небо было холодного, глубокого синего цвета, море просматривалось на много миль вокруг. Стоял жуткий холод. На завтрак ели рыбу. Потом, ожидая приказа, вместе и курили.

Мой лучший друг Дмитрий объявил, что хочет жениться, и мы все подумали, что он сошел с ума. Несколько человек в желтых комбинезонах помахали нам с буксира, бросившего якорь поблизости. Они должны были отвести нас в условленное место, а когда лодка утонет, взять на борт. Хотя пить на боевом дежурстве строго запрещено, мы спрятали в вещах несколько бутылок водки, чтобы поднять тост за старую субмарину, когда она уйдет в подводную могилу.

Мы построились для проверки, и капитан сказал:

— Кому-то надо остаться на буксире, чтобы помочь с тросами. — Я стоял в конце шеренги, и он указал на меня: — Спускайся в шлюпку и плыви к буксиру.

Я выполнил приказ, хотя очень расстроился, что не смогу провести лодку в последний путь и участвовать в поминках.

Парни на буксире были ничем не хуже нас. Мы обменялись рукопожатиями и курили, глядя, как мои друзья залезают в лодку. Глядя на закрывшийся за ними люк, я вдруг почувствовал странное покалывание внизу позвоночника. Точно такое же ощущение я испытал, когда в последний раз видел своего отца: он вышел в море на лодке пьяным и не вернулся.

Через четыре часа пути буксир вдруг резко рванулся вперед. Я стоял на баке и смотрел, как нос корабля разрезает черную ледяную воду. Когда буксир бросило вперед, я упал на какие-то концы и повредил руку в двух местах, хотя в тот момент ничего не почувствовал. Услышав крики с кормы, я помчался туда, посмотрел в море и увидел трос, плавающий на поверхности воды. Через несколько минут беспорядочных метаний капитан велел нам сесть и успокоиться, потому что мы ничего не могли сделать, К-159 ушла под воду на целую милю и продолжает идти ко дну.

Я никогда не забуду лиц экипажа буксира, когда мы курили и ждали приказов начальства. Они смотрели на меня с такой невыносимой жалостью, какой я никогда не видел в глазах мужчин. И я никогда не забуду, как мучительно стыдно мне было сидеть на буксире, в то время как мои лучшие друзья со страшной скоростью погружались на дно.

Словно почувствовав, что я готов прыгнуть в море, двое с буксира подошли ко мне с двух сторон и молча дали водки.

Пока мы ждали приказов, капитан возился с рацией, но она, видимо, вышла из строя и ловила только атмосферные помехи. Порой я, когда еду ночью в машине, съезжаю с дороги на пустую парковку и настраиваю радио на помехи.

В газетах написали, что произошла трагическая случайность. Трос лопнул, и субмарина пошла ко дну.

Никто не знает, как долго они там оставались живыми, в непроглядной темноте и ледяном холоде. Самое плохое — мои товарищи понимали, что спасение невозможно. Интересно, о чем они думали в последние минуты. Наверняка вспоминали меня и радовались, что я не с ними. Желал ли кто-нибудь из них оказаться на моем месте? Точно знаю, что мой лучший друг Дмитрий благодарил Бога за спасение моей жизни. Он всегда держал при себе фотографию той девушки, и я уверен, что в последние минуты он прижимал ее к сердцу.

Я часто лежу в постели, когда Мина давно спит, и прошу Дмитрия подать мне знак, что с ним все хорошо. Может, он, как та рыба, что мы с отцом вытаскивали из воды, попал в другой, прекрасный мир. На похороны Дмитрия родители и девушка собрали его самые любимые вещи и положили в могилу вместе с фотографиями. Во время похорон со всеми морскими почестями его мать не сводила с меня глаз. Я знаю, почему она так смотрела.

После похорон я рассказал девушке Дмитрия, что в то утро он сообщил нам о своем намерении жениться на ней. Она дала мне пощечину и больше со мной не разговаривала. Я не хотел ее обидеть; надеюсь, когда-нибудь она меня простит.

Хотя Мине известно, что мой лучший друг погиб, она знает не все. Когда-нибудь я ей расскажу. Если после этого она обнимет меня и поблагодарит Бога за мое спасение, я пойму, что должен на ней жениться, и, возможно, сразу же попрошу ее руки. Мы будем жить долго и счастливо где-нибудь в Квинсе или на Лонг-Айленде.

Я хочу отнести бодиборд в воду не ради себя, не ради моих товарищей, а ради Мины. Я хочу, победив страх, проплыть на нем вдоль гребня волны. Я хочу, чтобы море донесло до неподвижных тел друзей мою неиссякаемую любовь и рассказало им: я нашел девушку, которая станет моей женой, и должен попрощаться с ними, но никогда не забуду наши славные времена, во всяком случае, пока жив.