Елена Земенкова - провинциальные душегубы [СИ]

Придя в себя уже вторично за столь короткое время, Сергей Галушкин отказывался верить своим глазам: правую часть лица его попутчика почему-то прикрывала большая мороженая рыба, приглядевшись, Галушкин всхлипнул: "Горбуша!". Пытаясь найти хоть какие-то закономерности в этом диком провинциальном хаосе и не находя их, он уже безнадежно и потому смиренно принял следующий удар судьбы.

Победно и угрожающе под сводами лучановского вокзала разнесся гортанный крик: "РРР ги но! РРР ги но!" Это черные всадники Древней Азии, словно песчаная буря, неслись на беззащитных пассажиров российских железных дорог, чей обострившийся слух с ужасом ловил бряцанье грозного оружия и топот резвых коней, густая черная пыль, верный спутник этих воинов Апокалипсиса, захватывала все новые и новые уголки вокзального здания. А вот и первый воин в синих доспехах - женщина?!

Широкое скуластое лицо, загадочное и надменное, сведенные брови-стрелы, крепкая рука, беспощадно сжимающая... Швабру?!

-Ну чего ты орешь?! Никто тебе не мешает мыть! А пылюги-то подняла...

Кругленькая блондинка склонилась над Наилем Равильевичем:

-Ничего, дедушка, не волнуйся, отдышись.

И обратившись уже к Галушкину, вокзальный диспетчер Маргарита Бочкина смущенно улыбнулась:

-Вы уж извините - просто первое попавшее приложить схватила, до аптечки далеко идти...

Возмущенно постучав резиновыми шлепанцами, будто копытами, о бетонный вокзальный пол, Фирюза упрямо сдвинула щеткой кучу пыли и мусора ближе к выходу, одновременно пнув металлическое ведро с водой, и, крикнув напоследок свое вечное: "Ноги! Ноги убирай!", уставилась на Гонсалеса:

-Это ж кто тебе так, касатик, врезал?!

Сергей Васильевич Галушкин рухнул на скамью рядом с пострадавшим. Ничто, ни особо важное задание самого губернатора разобраться с убийством в Лучанах, ни собственное солидное служебное положение, ни жалкий вид действительно пострадавшего попутчика, ничто не могло его остановить: давясь и выкрикивая странные слова, он хохотал до слез, до икоты, до рези в боку:

-...ейной мордой...в харю...тыкать...

Наиль Равильевич Гонсалес резко выпрямился и отшвырнул мороженую рыбу прочь, собственный возраст и потрясение от случившегося помешали бедняге самому подняться со скамьи, но вместо благодарности Фирюзе и Маргарите Бочкиной, кинувшимся помочь старику, он тонким старушечьим голосом крикнул: "Хулиганы! Милиция!", и стал мелкими шажками бегать по кругу вдоль стен вокзального холла. Моментально пристроившаяся сзади Фирюза, всегда готовая с чистым сердцем помочь всем униженным и оскорбленным в мире, громко кричала ему в затылок, справедливо полагая, что травма могла вызвать у старика не только видимые повреждения, но и, например, потерю слуха и даже связи с реальностью.

- Да ты что старый! Где ты сейчас милицию то найдешь?! Была, да вся вышла - полицию ори!

Мир Наиля Равильевича рушился - никакого уважения, никакой терпимости, и даже никакого сострадания невозможно получить от этого провинциального быдла! И собрав всю волю в кулак, тщедушный последователь великого Ницше резко развернулся и ткнул Фирюзу указательным пальцем правой руки в лоб.

Но тут распахнулись широкие вокзальные двери, и перед встречающими официальных гостей Виктором Эдуардовичем Лозой, Марибэль и присоединившимся к ним Карпухиным предстала весьма странная картина - молодой человек лет тридцати, сидящий на скамье с уткнутой в коленки головой, непрерывно булькающий, хрюкающий и кашляющий; а также - маленький задиристого вида старичок со свежей шишкой на правой скуле, гордо возвышающийся над сидящей у его ног Фирюзой.

Что же было дальше? Да ничего особенного, потому как человеческое воображение, конечно, может строить города, рождать чудовищ и шутов, и, даже, может заменить реальную жизнь, правда довольно редко и ненадолго, но нашим путешественникам пора бы уже и вернуться к исполнению своих обязанностей.

Хотя Виктору Эдуардовичу все-таки запомнились странные слова молодого гостя, обращенные к дамам (Фирюзе и Маргарите Бочкиной): "Vive la France! Liberté, Égalité, Fraternité! Мы не перевариваемся!"

А вот ответ Фирюзы он уже не услышал: " Дожили! В психушку уже на поездах ездят!".

Все когда-то заканчивается - и радость, и горе; человеческие судьбы, словно карты, неизвестно кто станет козырем, а кто будет бит, но надежда, как тоненькая упрямая ниточка, тянет нас к Богу. Ведь как бы мы не грешили, храбрились и отчаивались, мы верим, исступленно, вечно и непоколебимо, что Господь выслушает наши мольбы о прощении - пусть не простит, но хотя бы выслушает; и мы почувствуем его свет немыслимой белизны и силы, почувствуем даже нашими закрытыми глазами!

И лучановцы тоже ничем особенным не отличались от остальных граждан нашей необъятной родины - ни умом, ни нравами, ни привычками и предпочтениями, ну и дураками, как уже сказал Аркадий Николаевич Варенец, они тоже не были - запомните, москвичи!

И такая же встреча совершенных личностей с прозябающей совковой массой могла состояться и в Калязине, что на Волге и в Тобольске, что на Иртыше и даже в Сочи, этаком российском Вавилоне - да какая разница каких ты кровей и достоинств, лишь бы, как издавна говорят в России - человек был хороший.

-Толян! Ты обалдел, что ли?! Ты чего старику глаз подбил?

-Да не хотел я! Шапки эти чертовы! Ты бы вот их одел?

-И что? Они же не на твоей голове были!

-Верно, конечно. Но уж до того меня с души воротит от этих ряженных!

-Ну и шли бы они, чего ты на них кинулся?

-Да не шли они - не шли! Они меня и за человека-то не посчитали, вежливенько так обошли как лепеху на дороге! Но с этим фингалом, правда, перебор получился! Да я и не целил никуда! Помнишь в армии - приказ и ты стреляешь, враг - уничтожаешь!

-Друг, ну что случилось? Чего ты воевать то вздумал?

-Слушай, Карп, известно уже кто Шурыгина?

Карпухин понимающе кивнул своему школьному другу:

-Да поговори ты с ним! Ведь не раздолбай же твой Антон, нормальный парень! И потом, у него сейчас нет ни сил, ни времени по ночам где-то шастать - двое на шею вешаются!

-Светку знаю - хорошая девчонка, а вторая кто?

-Да племянница дальняя Фирюзы - Астра Радулова.

-Понятно! Значит, ты на него не думаешь, да?

Карпухину было жаль друга, но как помочь тому, кто сам себя винит и наказывает?

Анатолий Козинский в свое время тоже, как и сын, получил высшее образование только технического профиля и работал на Лучановском криолитовом заводе сначала мастером, а потом и начальником цеха. Все было нормально - друзья и подчиненные уважали, начальство прочило в директора, жена Валя и сын Тошка были самыми близкими и любимыми людьми на Земле.