Андрэ Стиль - Последние четверть часа [Роман]

Иногда сущая мелочь может успокоить человека. Шарлемань быстро шагал к мартеновскому цеху, все больше распаляясь гневом. Вдруг улыбка тронула его губы, и он невольно замедлил шаг. Он подумал: да есть ли вообще у них соски?

Что мне известно о них? Я не знаю не только про соски, но и про многое другое. Мало ли какие у него могли быть причины…

Так или иначе, ругает он себя, ты опять вспылил… Как видно, и ты не ангел! А ну-ка, докажи обратное?..

Опять этот внутренний голос, темный двойник, который только спрашивает, ничего никогда не утверждая, и перекладывает всю ответственность на светлого двойника.

И светлый двойник отвечает:

— Прекрати эти глупости! Если так рассуждать, любого можно заподозрить в расизме! Любого!..

Он снова распаляется:

— …И ты туда же, за кого же ты меня принимаешь!

— …Сам знаешь, каково в гостиницах. Уж хуже некуда. Дерут уйму денег, да еще к тому же набивают нас там как сельдей в бочку.

Саид словно продолжает разговор, начатый неделю назад. Шарлемань, приподнявшись, разглядывает лежащего, затем усаживается поглубже на нижнюю койку.

Он решил высказаться откровенно:

— Просто гнусно, в каких условиях вам приходится жить у нас! Мы просто…

И он заканчивает фразу жестом, словно отгоняет муху, и бьет себя по колену. Его широкая рука остается на колене, потирая его и стараясь унять легкую дрожь.

Так или иначе, он заговорил первым. И теперь он ждет:

— Главная беда — начальство! — отвечает Саид. — А вообще-то народ здесь ничего, хотя…

— Конечно, случаются недоразумения, но это не со зла…

Над Шарлеманем скрипит койка. То ли в ответ на его слова, то ли просто человек пошевелился. Шарлемань снова выворачивает шею, чтобы увидеть лежащего, и чуть не сталкивается с ним лицом к лицу. Поди узнай, что он думает…

— Будешь кофе пить? — спрашивает Саид.

Как бы снова не получилась неловкость, как вначале, — он садился на койку так, словно боялся блох… Должно быть, воду они держат в ведре или в кастрюле, где-нибудь здесь, в углу… Пил же он воду в армии из кружек сомнительной чистоты… Интересно, где они все-таки берут воду? Наверное, далеко… Из колонки около клуба? Что-то об этом я ничего не слыхал. Или где-то есть другая колонка или колодец? Ведь не берут же они воду из речки!.. Хороша там вода, сейчас особенно. Даже если вскипятить… А может быть, они ходят в Семейный?..

— Ну что ж, давай с удовольствием, — отвечает Шарлемань, пожалуй, слишком уж бодрым и простецким тоном: — Видно, ты уже привык к нашим обычаям! Даже кофе пьешь!

— Да нет! — ответил Саид суховато. — У нас, в Алжире, его пьют, наверно, больше, чем здесь!

— Да ну? — с недоумением спросил Шарлемань. — Удивительно! Ведь мы, кажется, побили все рекорды!

— Готов поспорить, — смеясь отвечает Саид, — хотя в драку ради этого не полезу.

Но улыбка его скоро гаснет, как в день их первого разговора возле томасовских печей. Шарлемань тоже не находит о чем говорить.

Сайд обращается по-арабски к лежащему товарищу, должно быть, предлагает кофе. Тот отвечает несколько дольше, чем нужно, чтобы ответить на этот вопрос.

Этого только не хватало, думает Шарлемань, они переговариваются, словно меня тут нет.

Снова несколько фраз по-арабски. Оба смеются. Шарлемань напрасно ждет, что Саид переведет ему разговор.

Где же у него кофейник? Слева от входной двери стол, покрытый куском зеленого в крапинку линолеума. Уголок его загнулся, видна черная, пропитанная жиром изнанка. На столе большой белый эмалированный кофейник со следами копоти и черным, обгоревшим дном… На чем, кстати, они готовят? Под столом не видно баллона с газом, на столе тоже. Кусок линолеума, прибитый гвоздями у порога, совсем другого цвета: блекло-коричневый в клетку…

— Нас трое… — говорит Саид.

Вот и все. Он запустил руку в большую картонную коробку, рваную и засаленную, на которой крупными буквами написано: «Кондитерская фабрика Беген, Тюмери», и вытащил из нее три белые пиалы.

Придется пить кофе из пиал, как за завтраком, думает Шарлемань. Но он уже не рискует сказать: «Вот как, у вас, значит, пьют кофе из пиал», опасаясь получить сухой ответ: «У нас другой посуды нет».

Надо все же прервать молчание.

— Ну, а когда идет дождь, как у вас тут? — Он указывает на потолок.

— С этим как раз благополучно, — отвечает Саид. — Крыша прочная.

Он ставит на стол три пиалы в ряд. Он отворяет дверь, выходит, возвращается с ведром воды и зачерпывает немного алюминиевым ковшом на деревянной ручке. Ковш в потеках старого кофе. Впрочем, в ведре вода всегда кажется черной. Интересно, неужели оно так и стояло без крышки? Саид наливает немного воды в пиалы. Может быть, у них так варят кофе? Нет, он просто хочет вымыть их. Саид полощет каждую пиалу и выплескивает воду в приоткрытую дверь. Он не спешит. Потом снимает тряпку с гвоздя… Ну что ж, тряпка всюду тряпка…

Ужасно, думает Шарлемань, я слишком внимательно присматриваюсь к мелочам. Еще немного, и у меня зарябит в глазах. Что это, простое любопытство? А что, если бы вот так же глазели на все у тебя дома? Да, но у Берты поди придерись…

— Он мне родня, — говорит Саид. — Он многое понимает, но говорить еще не может. Ну ничего, научится! Ты не знаешь Рамдана Мебарки? Это его брат.

— Так он брат Рамдама? Вон что…

Шарлемань снова запрокидывает голову, чтобы взглянуть на человека, лежащего наверху. Ведь «Рамдам», чье имя он неумышленно исказил, — его старый знакомый. Это мирный отец семейства, чернорабочий, который успел уже поработать во многих цехах завода. Сейчас он в доломитовом цехе. Его семья — жена и пятеро младших детей — живет в Алжире, здесь с ним только старший сын, который уже несколько лет учится в одном классе с сыном Марселена. По слухам, мальчишка способный — голова! Марселен всегда говорит: если бы не этот парнишка, то мой был бы первым! Но этого не обгонишь! Ничего не поделаешь!

— А что, у Рамдама так же плохо с жильем? Он по-прежнему живет в домике у шоссе на втором этаже?

Лежащий кивает головой.

— Он не понял, — говорит Саид. — Рамдан тоже перебрался сюда, в тот барак, что пониже.

— Со своим парнишкой? Почему?

Саид пожимает плечами:

— Откуда я знаю? О себе я могу тебе сказать, а в чужие дела не лезу.

Саид разогревает кофе. Кофе был сварен раньше в этом же алюминиевом ковше, на спиртовке, которую он вытащил из картонной коробки. Спиртовка крохотная. Вряд ли на ней много приготовишь…

Саид и его товарищ снова говорят о чем-то по-арабски.

Шарлемань переводит взгляд с одного на другого. Хорошее настроение еще не вполне угасло, но он уже явственно ощущает досаду. Если бы все неприятности ограничивались тем, что он свернул себе до боли шею. Но раз этот человек его понимает, почему хотя бы Саид не продолжает беседу по-французски?