Андрэ Стиль - Последние четверть часа [Роман]

Немцы.

Однажды поздно вечером здесь, у Занта, за тремя столиками шла картежная игра, места в кафе больше почти не оставалось. У печки сидел одинокий бедный старик по прозвищу Швейцарец, предмет частых шуток. После двух-трех конов он задремал, протянув ноги к очагу, как обычно по воскресеньям, он ничего не пил, кроме рюмки можжевеловой настойки. Здесь все давно привыкли к нему и к его сну, рядом с ним можно было шуметь сколько угодно… Один глаз Швейцарца ничего не видел — след минувшей войны. Он всегда носил очки в железной оправе и под правое стекло подкладывал клочок ваты. По воскресеньям и по праздникам он менял вату. Под ней, открытый или закрытый, постоянно гноился невидящий глаз. Из очага торчали длинные лучинки, которыми раскуривали трубку. И вот один из «бабушек» взял лучину и подпалил вату под очками Швейцарца.

Тот с воплем вскочил, не соображая, что с ним происходит, и стал отшвыривать горящую вату.

— Пф-ф! Пф-ф!

Сообщники…

Несмотря на жалость к бедняге, все так и покатились со смеху, правда, ряженых тотчас выкинули вон, одному из них ударом кулака раскроили бровь, да так, что на каменный пол брызнула кровь и пришлось замывать. Они пригрозили, что вернутся и не с пустыми руками. Их ждали, женщины тряслись от страха, Швейцарцу принесли чистой ваты… Зант всегда был настоящим мужчиной и умел навести порядок в своем кабачке. У него обычно собирались игроки в клюшку. Чуть подальше на шоссе, за железным мостом находилось поле для игры, которое исстари называли «Песня жаворонка». Однажды вечером в кабачке передрались игроки двух команд. В ход пошли клюшки. До сих пор около горки со стаканами виден след железной клюшки, уже давно сменили обои, но вмятина все равно осталась на стене на уровне головы… Этот удар, которым можно было убить человека, пришелся по стене в двух дюймах от головы Одноглазого, капитана одной из враждующих команд, и был нанесен Гастоном Дериком, капитаном другой команды. И что же: Зант схватил их обоих за шиворот, не обращая внимания на клюшки, и, приподняв их над полом, легонько стукнул о стенку, и ни один из них не посмел даже пикнуть, пусть бы только попробовали!.. То было доброе время, вспоминает иногда Зант, время старика Виктора, сапожника, который потом повесился, ведь это его однажды Одноглазый увез на своей бешеной двуколке… то было время Ти Синего Чулка, время Иеремии, этот, впрочем, жив еще… Только вот руки у Занта стали уже не те… А в ту ночь «бабушки» так и не вернулись.

Последний раз огонь вспыхнул недавно, недели две назад…

Откуда у Соланж Морель такой страх перед парнями?.. Правда, мать ее, недавно умершая, была богомольной. А отец Соланж — Эктор — человек пугливый, робкий. При жизни жены не он был главой семьи. Он женился на женщине богаче себя, и не случайно: его с детства укоряли в том, что он вечно старается выше себя прыгнуть. В общем, Эктор постарался воспитать дочь по собственному вкусу. Сразу после смерти жены он забрал дочь из школы, надо же кому-то хозяйничать… Как и все другие, он указывал дочери на несчастную юродивую Полину: вот видишь, что получается, когда делают глупости… И особенно часто он твердил дочери про дурное поведение Жильберты…

Если кузнечик скачет при сильном ветре, то его относит в десять раз дальше, чем длина его прыжка. Когда Соланж и Жильберта Биро учились в школе, они были закадычными подругами. Дружба похожа на сон и может на несколько лет отстать от жизни… Вам снится, будто вы добиваетесь любви женщины, она готова полюбить вас, вот-вот вы в первый раз поцелуете ее… А эта самая женщина мирно спит рядом с вами, и, может быть, ей снится то же самое, а она уже много лет ваша жена… В глубине души Соланж по-прежнему считает Жильберту подругой. А между тем за последние четыре года они стали совсем чужими.

Кузнечика здесь называют другим словом, живым, как сам кузнечик. Его называют «августовским попрыгунчиком»… В глазах Соланж Жильберта, несмотря на все дурное, что говорят о ней, остается всего лишь «августовским попрыгунчиком». И возможно, первая взбучка, которой встретил ее отец, была как раз тем ветром, что занес ее так далеко… Правда, взбучка была основательная.

Здесь все знают друг о друге. И в первую очередь все слышат.

Марселен не грубый человек. Но в тот раз он завел дочь в комнату и запер дверь. Она кричала, звала на помощь. Брат ее Андре убежал из дому, заткнув уши… Жюльетта рвалась защитить дочь, стучала кулаком в двери, крича:

— Эй, Марселен! Держи себя в руках!

Жильберте было всего пятнадцать лет. И она уже согрешила. И не шутя, не со сверстником, а с негодяем, парнем лет двадцати, который соблазнил ее перед тем, как идти в солдаты…

Но после отцовского урока Жильберта уперлась, показала характер. Можно подумать, будто она делала все назло. По вечерам ее часто стали видеть внизу, с ухажерами, если можно так выразиться. Мальчишки, которые вертятся повсюду, и в первую очередь ее брат, называют ее потаскушкой. Мать жалуется, что она позорит семью, но время от времени она ласкает ее и целует, как маленькую… Старухи, которые никому ничего не прощают, ворчат:

— Негодная девка, шлюха. Помани медведя медом…

Соланж больше не встречается с Жильбертой. Вначале она неохотно уступила требованию отца. Но потом мало-помалу свыклась. Так или иначе, теперь, в девятнадцать лет, она боится парней. Это не безумный страх, а просто страх, достаточный для того, чтобы ни одного из них не подпускать к себе близко. В кино она ходит чаще всего в субботу вечером с Клотильдой, старшей дочерью Корнета, которая на год моложе ее. Клотильда некрасива, Соланж, кстати говоря, не слишком ее любит, но и к ней она привыкла. Она привязана к дому, любит возиться по хозяйству и иногда садится шить у окна на втором этаже, которое выходит на улицу. Она устраивается там не для того, чтобы показать себя, она садится, просто чтобы подышать свежим воздухом.

Этот страх — лучший сторож. И к счастью, потому что она хороша собой, и охотников нашлось бы немало. Иногда любители поболтаться по предместью кружат возле ее дома, точно гончие. Они ездят на велосипедах взад и вперед, не решаясь откровенно глазеть на окно, ездят с безразличным видом, но довольно скоро, обескураженные, исчезают. Если Эктор дома, он, завидев их, выходит на порог и останавливается, словно невзначай, засунув руки за ремень. Соланж гораздо красивее Жильберты. Жильберта худая и плоская, в мать, волосы у нее прямые, она смахивает на мальчишку и привлекает только своей молодостью. У Соланж округлые и женственные линии. Она блондинка, и не столько цвет ее волос обращает на себя внимание, сколько прозрачная кожа. Ее кожа нежна и как бы беззащитна, к ней боязно прикоснуться, ее хочется спрятать в тонкую папиросную бумагу, защитить целлофаном… Одета она всегда мило и со вкусом, а вкус у нее есть, она сама себе шьет легкие платьица и на зиму и на лето. В доме уютно, опрятно, Эктор не прогадал: его бутерброды и фляжка всегда приготовлены вовремя, полы чисто вымыты, так что я враг, что ли, сам себе, думает он, зачем мне жениться снова…