Геннадий Шпаликов - Девочка Надя, чего тебе надо?

— Ты об этом хотел меня спросить? — остановила его Надя. — Об этом?

Лиза и ребята настороженно молчали.

— Вы о чем? — Слава спокойно посмотрел на нее. — Пустяки все это, Надежда Тимофеевна. Суета сует. Я же вам сказал: на мою бюллетень вы можете абсолютно рассчитывать. А я — голос массы… народа, населения.

— Не хочешь говорить… Ладно… — Надя провела ладонью но лицу. — Твое дело… Тогда у меня к тебе всего один вопрос.

— Пожалуйста, — разрешил Слава. — Только без политики.

— Без политики, — успокоила Надя. — Чего ты каждый вечер пьешь?

— Как чего? — удивился Слава. — Портвейн розовый.

— Это с Лизой? — спросила Надя.

— Она тут ни при чем! — возразил Слава. — Лиза, а ну дыхни на Надежду Тимофеевну!

— Отстань! — зло сказала Лиза.

Она же только березовый сок пьет, — пояснил Славка. — Любимый напиток Сергея Есенина. Этот сок у нас тут в трехлитровых банках продают… Вот, кстати, интересный вопрос: сколько же надо погубить берез на одну трехлитровую банку сока? Куда смотрит охрана внешней среды?

— Веселый ты парень, Славка… — сказала Надя.

— Чисто внешнее впечатление…

— Может быть… — Надя помолчала. — Сам пьешь — тебе хуже. Да и не в этом дело… А Лизу за собой не таскай! Понял? Это я тебе серьезно говорю.

— А кто ее таскает? — Славка впервые вышел из себя. — Я тебя таскаю? — обратился он к Лизе.

— Пошли! — Лиза дернула его за рукав, быстро взглянула на Надю. — Никто меня не таскает!

— Передай отцу, завтра я после работы зайду, — сказала ей Надя, чего не хотела говорить, — Часов в семь.

— А его дома не будет! — резко ответила Лиза.

— Ты, главное, передай, — сказала Надя. — Спасибо, ребята, за музыку.

Она пошла вниз к набережной. Знала, что смотрят ей вслед и что-то говорят. Вот интересно — что?

«Волга» неслась но вечерним улицам. В машине их было четверо. Рядом с шофером сидел сравнительно молодой человек (представитель обкома), позади него — Надя и Григорий Матвеевич (доверенное лицо депутата, начальник цеха, где работала Надя, лет пятидесяти, в темном костюме, белой рубашке и даже при ордене Трудового Красного Знамени).

Если молодой человек, сидевший рядом с шофером, был невозмутим, то Григорий Матвеевич был настроен нервно и состояния своего не скрывал.

Надя растерянно смотрела в окно: улица, толпа вечерняя, огни.

Григорий Матвеевич. Ты построже не могла одеться?

Надя. А что, форму специальную ввели на кандидатов в депутаты?

Григорий Матвеевич. Форму — не форму! Я тоже орден не каждый день вешаю!

Надя. Пожалуйста! Могу парашютный значок привинтить. Может, вернемся?

Григорий Матвеевич. Ладно уж!

Надя. Дядя Гриша, да что с тобой? Чего ты волнуешься? У нас, слава богу, не Америка. Раз выдвигали — выберут. А не выберут — тоже ничего страшного.

Григорий Матвеевич. Что ты мелешь? (К представителю обкома ):Что она несет? При чем тут Америка! Ты лучше подумай, что людям говорить будешь.

Надя. Что в голову придет, то и скажу!

Григорий Матвеевич. Ты меня не пугай, Надежда! Я тебя знаю!

Надя. Что, может быть репетицию проведем? Я знаю, что мне говорить!

Григорий Матвеевич. Понятно, что без бумажки. Это хорошо. Народ уже не любит, когда по бумажке.

Надя. Дядя Гриша! Уймись! Я же тебе пояснила: не в Америке — поймут!

Николаев (из обкома). Мы предварительно все с Надеждой Тимофеевной обговорили.

Григорий Матвеевич. Главное — держись в рамках.

Над я. Я сама знаю, как мне держаться! И вообще, дядя Гриша, что ты суетишься? Кого выдвигают? Тебя или меня?

Григорий Матвеевич. Меня никуда не выдвигают! Но и ты не заносись! Знай свое место!

Надя. Это перед кем мне свое место знать? Перед тобой, что ли, дядя Гриша?

Григорий Матвеевич. Не передо мной! И повыше люди есть!

Над я. Конечно, есть. Все выше, и выше, и выше… Способ старый. Чуть что: сразу на кого-то на небесах ссылаться.

Григорий Матвеевич. Сама знаешь, что я имею в виду!

Надя. Ничего я не знаю!

Николаев (из обкома). Ну, товарищи… Надежда Тимофеевна все прекрасно понимает…

Григорий Матвеевич. Я тебе только добра желаю. Не лезь. Не командуй. Ты еще почти что никто. Если уж откровенно, были большие колебания — зная твой характер, выдвигать тебя или воздержаться!

Надя. Где же это были колебания? Опять — там?

Григорий Матвеевич. И там тоже! И с нами, на заводе, тоже советовались! Не зарывайся, Надежда! Не бери на себя слишком много!

Надя. Сколько люди скажут, столько и возьму! Не больше и не меньше. А ты, дядя Гриша, кто, между прочим? Мое доверенное лицо. Доверенное — значит, я тебе доверяю. А ты — мне. А ты ведешь себя, прости за выражение, как баба! Ну, чего ты меня пугаешь? Да что с тобой?

Григорий Матвеевич. Я за тебя отвечаю! Тебе люди такую честь оказали!

Надя. Вот именно — честь! (Шоферу): Машину остановите.

«Волга» резко затормозила.

Григорий Матвеевич. Ты что?

Надя. Не могу. Я от таких разговоров тупею, понимаешь? Тоска на меня нападает… Я лучше пройдусь… Тут недалеко. Я не знала в точности, что я буду сегодня говорить, а теперь, спасибо, надоумили!..

Надя вышла из машины.

Григорий Матвеевич. Нервничает… Но понять ее можно. Вы уж строго не судите.

Николаев. Григорий Матвеевич, а она права. Нельзя так. И вы все-таки возьмите себя в руки.

Григорий Матвеевич. Она права! Вы правы! Но я же ее десять лет знаю! Я не за себя, я за нее боюсь! Характер у нее… Да что уж там говорить!..

Надя шла к клубу «Чайка» в толпе. Фасад был ярко освещен. Издали она смотрела на свой, как ей показалось, не очень похожий портрет, укрепленный на высоком фанерном щите.

В направленном свете прожекторов прочитывалась надпись: «Сегодня состоится встреча избирателей с кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР Смолиной Н.Т. — токарем авиационного завода».

А портрет все-таки не похож, подумала она, еще раз взглянув на фанерный щит. Метра три будет — прямо на демонстрацию неси. Смешно. И эта твердость во взгляде — кто же это нарисовал?

Она шла среди множества знакомых и незнакомых людей. Ее узнавали или совершенно не обращали на нее никакого внимания, занятые своими делами, разговорами. Было желание повернуться — домой! Было! Но она шла, приближаясь к клубу, и очень хорошо знала, что никакого обратного хода нет, а тут еще какой-то высокий парень в клетчатом пиджаке, в белой рубашке с расстегнутым воротом, обернулся на ходу и посмотрел на нее самым обыкновенным образом, и даже улыбнулся довольно нахально, и Надя вдруг окончательно успокоилась.

(В тот же вечер.)

Небольшая, несколько вытянутая комната с одним окном. В углу светится овальный экран телевизора — из новейших марок. Передают футбол. Звук приглушен — у стены стоит детская деревянная кровать. Комната погружена в полутьму, но обстановка угадывается самая простая.