Владимир Данихнов - Тварь размером с колесо обозрения

Мы погрелись на солнце и продолжили исследовать штольни. Нашли еще один вход: он был заварен листом металла. Но в листе у самой земли была проделана идеально круглая дыра: как раз можно пролезть. Дима присел на корточки возле нее и потребовал, чтоб его сфотографировали; ему нравилось, когда его фотографируют в необычных местах. Рома щелкнул. Дима полез внутрь, подняв клубы пыли. За ним пополз Крупковский. Дыра была узкая: не верилось, что я пролезу. Но это оказалось несложно. Только пришлось зажмуриться, чтоб пыль не попала в глаза; джинсы, конечно, испачкались. За мной последовали остальные. Мы оказались в очередном каменном коридоре. Влад, влезая, ойкнул: порезал руку. Потекла кровь. Ну, блин, сказал Крупковский, я же хотел зеленку взять и забыл. Влад посмотрел на нас виновато.

— Спокойствие, — сказал я. — Влад, давай сюда рюкзак.

Из рюкзака мы достали воду, промыли рану. Там же была перекись водорода и бинт, предусмотрительно приготовленные Яной. Я залил рану перекисью и обмотал бинтом. Влад стойко перенес последствия ранения. Повязка легла как надо.

— Солдат! — произнес Рома.

Посыпались шутки. Влад смущенно улыбнулся. Я закрыл рюкзак, и мы двинулись в путь. Коридор вгрызался в каменную плоть. Мы сделали несколько интересных снимков возле таинственных дыр в стенах и возле обрезка трубы, торчавшего прямо из потолка. Мы осмелели и все меньше сверялись с картой. За одним из поворотов послышались чужие голоса. Замелькали пятна света. Подземные обитатели, сказал Крупковский. Наконец-то, могильным голосом протянул Рома. Влад испуганно хихикнул и подвинулся ко мне. Может, выключим фонарики? — прошептал Дима. Да ну, сказал я. Они нас все равно уже заметили.

Из-за поворота показалась группа ребят, человек пять. Они были подготовлены явно лучше нас: с мощными фонариками, в забродах. Настоящие диггеры. И для них, и для нас это была внезапная встреча. Они глядели настороженно. Мы, в свою очередь, настороженно смотрели на них. Лидер диггеров подошел. В руках у него была карта на листе А4, точная копия моей. Видимо, скачал там же. Мы поздоровались. Напряжение спало, посыпались шутки. Помню, у них в группе были девчонки, совсем молодые, скорее всего, школьницы.

— Туда не ходите. — Лидер диггеров показал на один из коридоров. — Там без забродов не пройти, все затоплено к черту.

— А мы как раз туда, — похвастался кто-то из его компании.

— Ребят, а где тут бункер? — спросил Дима.

Мы уткнулись в карту.

— В эту сторону, — показал лидер диггеров. — Там раньше прикольно было. Пока малолетки все стены не испоганили.

Мы распрощались: диггеры свернули в затопленный коридор, а мы отправились в бункер.

— Все-таки тут проходной двор, — весело сказал Дима, когда мы отошли на достаточное расстояние.

— Угу, щас еще кого-нибудь встретим, — хмыкнул Крупковский.

Помню, пол был жутко холодный. Ноги замерзли. Температура падала: мне даже показалось, что я вижу пар своего дыхания в свете фонарика. Смешливые голоса понемногу стихли. Стало жутковато. Все-таки под землей в темноте надолго веселого настроения не хватает.

— Твою мать, — сказал Крупковский, роняя фонарик. Пятно света заметалось по неровным стенам, полу, потолку.

— Эй, не пугай так. Что случилось?

— Показалось, на меня страшная рожа из темноты пялится.

— Да ладно. Где?

Крупковский поднял фонарик и посветил в один из боковых коридоров. Коридор заканчивался тупиком: белая кирпичная стена. Слева в стене была здоровая круглая дыра неизвестного предназначения. Кто-то нарисовал вокруг дыры неприятную зеленую физиономию, так что сама дыра стала ее ртом. Мы по очереди заглянули в дыру, посветили туда. Кажется, там за стеной какое-то помещение, сказал Дима. Думаю, я смог бы туда пролезть. Нет, не смог бы, сказал Крупковский. Нет, смог бы, сказал Дима и попытался засунуть в дыру голову. Дима, не надо, попросила Аня. Она поежилась. Ладно, не буду, решил Дима и высунул голову: плечи не пролезают. Пошли уже дальше, сказал Крупковский, скоро бункер.

Бункер был небольшой. Стены действительно исписаны краской: кто-то нарисовал формулу эквивалентности массы и энергии, ниже огромная надпись: WTF? Куча других надписей, попроще. На полу пустые бутылки, пивные банки, упаковки от чипсов. Посреди помещения кто-то установил выкорчеванный пень: получился обеденный стол. Вокруг большого пня располагались пеньки поменьше: стулья.

— Не поленились же сюда тащить, — хмыкнул Рома. — Алкоголики.

— Ну наконец-то. — Крупковский достал фляжку. — Кто будет?

— Я за рулем, — сказал Дима.

— Нет, спасибо, — сказал Рома.

— Давай, чего ты! Немножко!

— Не-е… — протянул Рома.

— А ты, Аня?

Аня помотала головой.

— Остались только мы с тобой, Вовчик, — сказал Крупковский.

Мы расположились возле обеденного пня, Дима достал походные рюмки. Из фляжки в рюмки полился коньяк.

— Когда еще в подземном бункере выпьем. — Крупковский был очень доволен.

— Щас я вас щелкну, — сказал Рома. — Поставьте-ка рюмки на пень. Ага. Готово. Теперь возьмите их в руки.

Мы чокнулись и выпили. Сразу стало теплее. Помню, как здорово все это казалось. Пусть немного игрушечно: какие мы к черту диггеры. Но вокруг были друзья. Рядом был сын. Настоящее приключение. К тому же появился первый материал для книги. Что-то такое начинало формироваться. Пустота и заброшенность. Темнота и одиночество. Попытка найти в этой вечной темноте кого-то рядом: общее для всех чувство. Когда Влад испугался голосов впереди, он в первую очередь подошел ко мне. Это было здорово. Может, он хотел взять меня за руку, как тогда, когда был совсем маленький, но постеснялся.

Влад сидел на пеньке рядом и пил минеральную воду. Я потрепал его по волосам.

— Что? — засмеялся Влад.

— Все хорошо, — сказал я.

— Давай еще по одной, — предложил Крупковский, — и погнали.

— Эй, вы там не напивайтесь. — Аня хмыкнула. — Кто вас тащить будет?

— Точно не я, — заявил Рома.

— Я уже представляю, как мы пьяного Крупковского на себе тянем в кромешной тьме, — сказал Дима.

— А он отбрыкивается, — сказал Рома.

Все засмеялись.

— По одной и все. — Крупковский налил. — Обстановочка такая, надо выпить, верно, Вовчик?

— Как скажешь.

Мы выпили.

Когда коллеги узнали, что у меня рак, Крупковский на долгое время выпал из моей жизни. Не звонил. В больницу не приходил. Наверно, боялся. Пришел уже после операции вместе с другим моим коллегой, Виталиком; не решался смотреть на меня. У меня была замотана бинтами шея после лимфаденэктомии. И половина головы после энуклеации глаза. Наверно, страшное зрелище. Я только отошел после операции. У меня открылась ликворея, и врачи боялись, что я заработаю менингит. Но опухоль убрали, и я радовался как ребенок. Это было прекрасно: знать, что в тебе нет этой мерзости. Я болтал, шутил, подначивал. Крупковский что-то бубнил в ответ, прятал глаза. Было ясно, что ему страшно. Я ткнул его кулаком в плечо: эй, ты чего? Я не умираю. Все будет хорошо. После этих моих слов он, кажется, немного расслабился. Но все равно надолго пропал — опять. Тогда многие вдруг исчезли из моей жизни. Некоторые потом появились — но все это сильно потом. Не думаю, что они плохие люди. Просто это, наверное, страшно: глядеть в глаза человеку, про которого ты знаешь, что он скоро умрет, и говорить с ним как ни в чем не бывало. Не знаю, смог бы я в такой ситуации. Мне сложно судить.