Владимир Березин - Он говорит

Все забыли про Манеж, а я вот не забыл.

Знамение, потому что».

Он говорит: «А я хипстеров твоих стал лучше понимать. Не твоих? Да это не так уж важно. Твои-мои, какая разница. Ну вот смотри, меня учили, что надо хорошо работать, и тогда тебе будет хорошо. Нет, ты что, причём тут коммунизм наступит? При мне уже в коммунизм не очень верили. Но верили, что если ты работал хорошо, не залётчик, если у тебя стаж трудовой непрерывный, то и пенсия большая. Были ещё персональные пенсии — союзного значения и республиканская. Ну и было обидное звание „пенсионер местного значения“ — это, типа, когда тебе местный райсовет решил прибавку в червонец платить.

А так-то — ого! — люди за непрерывный стаж душу продавали.

Иной какой и уйти хочет, и начальник его тиранит, а ему всё бросить нельзя — стаж прервётся. Персональную-то пенсию не всем давали — например, если ты рабочий и у тебя орден Трудового Красного Знамени, то давали, а если инженер — то нужен не один, а два таких ордена.

Люди, повторяю тебе, из этих причин жизнь свою строили. Время своё на такие обстоятельства переводили, да не дни, а годы. Ай, да не говори глупостей, при чём тут коммунисты. Люди просто знали, что есть такие правила игры. Раньше другая игра была — в церковь нужно было ходить, не ходишь в церковь, так тебя после смерти в аду на сковородке зажарят.

А если ходишь и не грешишь, то вечно пиво в белой облачности пьёшь.

Такая тебе, по-старому, выходила пенсия.

И люди годы тратили, ужимались, и уж только в белых тапках, печалились, что вера у них слабая, и уж лучше было не в церковь, а по бабам.

А твои хипстеры пришли и говорят: да и хер бы с ней, с пенсией-то. А им наше старичьё так изумлённо: да как же хер? И тут же осекается — ведь, если вдуматься, действительно — хер. А если хер, что так горбатиться-то? Нет, ну некоторые свою работу любят, им прям не жизнь, если они за смену полтонны болтов не нарежут.

Но я тебе больше скажу — другие люди говорили: не, ну хер с ней, с пенсией. Прочь эти все ваши дурацкие ордена, надо детей рожать-ростить, они наше спасение, они потом прокормят, оденут-обуют. И вот смотрю я сейчас на своих сверстников, вижу, как их обули. И всё оттого, что они, может, и детей не по внутренней причине заводили, а их страх заставил — „заводи, — страх им говорил, — а то будешь в гробу без белых тапочков лежать“. Необутый, значит.

А им судьба — херак! — то сына-наркомана, то дочь… Ну, не будем о грустном.

Это ведь тоже внутренние правила игры.

Люди заводили детей, ломали себя под них, мучились. А судьба им — хрясь по сусалам. Да и снова — хрясь! И — поделом, я считаю, потому что они с судьбой торговались, у неё цыганили на пенсию. А ты не цыгань, не мелочись — делай то, к чему душа лежит.

Хипстеры же эти мне нравятся — что им до пенсии? И на детей с прибором клали. Они — естественные, вот в чём дело, дружок. Вот не заводит он детей, живёт перекати-полем, а ему хорошо. Другой-то тоже, может, хотел, как птичка жить, а боится — пенсию не дадут, стаж прервётся. Дети не похоронят.

А вот хипстеры твои смекнули — хер с ними, с похоронами, да и с детьми, живём однова. И живут по совести.

Тут, правда, может выйти конфуз, состарятся эти дети, да заплачут о пенсии. Таких — да, в мешке топить надо.

Но в остальном ведь хорошо выходит: вот человек дачу строит, потому что ему сказали, что без дачи не старость, а хипстер твой ему — налоги, дурак, за всё за это заплати, а потом думай, чтоб дачу твою не обнесли. Или чтобы не сгорела она.

И хипстер, как не крути, выходит натурой цельной, подвижнической.

Сам такой фыр-фыр-фыр, честная стрекоза.

Повеселился, да и сдох к зиме.

Уважаю».

Он говорит: «Меня как-то послали на совещание. Ну там хренации-инновации, комплексное развитие, экономическое районирование и городское зонирование.

А у нас в области такое зонирование, что треснут заборы, так такое вылезет из этих зон, что только держись.

Мне-то — что, мне начальство приказало из нашей дорожной конторы. Отметься, говорят, в списках там, а после делай, что хочешь. Но расскажи только, что с бюджетами.

— Да что с бюджетами, — отвечаю, — будто вы не знаете.

Начальство только вздохнуло, потому как все знают, что с этими бюджетами.

Но ведь в русском человеке всё живо верой — вдруг объявят что-то, что нас возвеселит.

И приехал я в областную нашу столицу, где шли бесконечные заседания, и все докладчики начинали речь со слов „Мне кажется…“ Так вот, в конференц-зале этого огромного здания, где всё это происходило, обнаружил я большую карту, которая называлась „Религии нашего федерального округа“.

Это была знатная карта, можно было даже без натяжки вам скажу, что это была сакральная карта.

Я остановился зачарованный и, опоздав всюду, застрял, разглядывая разноцветные пятна и значки.

Список религий потряс меня — я ощутил собственное невежество.

Оказалось, что собственными значками обладают ортодоксальные иудаисты (контур шестиконечной звезды) и иудаисты-хасиды (звезда закрашенная).

У нас в конторе три еврея было, да и те сало ели, как не в себя.

Старообрядцев на карте оказалось десять разновидностей, и каждая имела условный значок, похожий на косой андреевский крест.

Не говоря уж о множестве значков мусульманских фракций, включая пограничную фазу крещенов.

Чёрный треугольник вершиной вниз достался обществу Сознания Кришны, а треугольник остриём вверх — коммуне синьясинов Раджиши. Вместе они образовывали песочные часы, в которых Кришна перетекал в Раджиши. Пестрели по карте пятиконечные звёзды молокан и субботников, лучи множились, да так, что мунистам достался маленький ёжик.

Товарищ мой ткнул пальцем в свой родовой город, и, вглядевшись, я понял, что он из харизматиков. Туз треф достался последователям истинной православной независимой поместной церкви. Длинное название просто прихлопнули этим тузом.

Но круче всех оказались трезвенники , которые шли по разряду „маргинальные секты“.

При этом трезвенники оказались главнее и маргинальнее хлыстов — шли выше в списке.

Велика и обильна моя страна.

Много в головах её обитателей всякой всячины.

— Какие уж тут бюджеты, — говорю я начальству, вернувшись. — Знаете, что у нас в райцентре гнездо трезвенников?»

Он говорит: «А у меня вот доча стала гадалкой. Мы с женой сперва переживали, всё-таки — институт, помню, как мы надрывались, на репетиторов собирали, а толку. Он говорит: это, говорит — моё. Ну и гадает. И ничего так, доход идёт, люди довольны. Тут ведь главное, чтобы люди не убивали и не мучили друг друга, а остальные профессии очень даже ничего.

Но я её услугами не пользуюсь. Как-то мне кажется, что это лишнее, с тех пор ещё, как я фантастику читал. Уже тогда я понял, что будущее активно сопротивляется описанию, оно упруго и ускользает от пера, как яблочный мусс от вилки. Мне принесли такой мусс, так я его потом из-под койки полчаса доставал. Одним словом, чем более очевидным предполагается оно, тем неожиданнее результат. В одном научно-популярном журнале, что я читал в детстве, объяснялась теория вероятности — и журнал сообщал, что в закромах Вселенной найдётся всё, в том числе и уже написанные приветствия к столетней годовщине Великой Октябрьской революции. Популяризаторы были правы — приветствия-то найдутся, а вот нам столетие так, как об этом думали в семидесятые, уж не отметить.