Мария Воронова - Ухожу от тебя замуж

С приходом нового сотрудника работы у Сони не уменьшилось ни на йоту, зато она избавилась от постоянного чувства паники и в редкое свободное время получила возможность думать не только о том, какие фатальные ошибки сегодня совершила. Теперь рядом был советчик и наставник, суждению которого она могла полностью довериться.

Рядом со Стрельниковым она становилась увереннее и даже осмеливалась возражать руководству, если оно предъявляло откровенно абсурдные требования. И вот странность, просить за себя ей всегда было стыдно и неудобно, а для Виктора Викторовича – пожалуйста. Соня сама удивилась, с какой настойчивостью выбила у главврача три часа оплачиваемого консультативного приема профессора в неделю.

Благодаря Стрельникову к ним стали поступать интересные пациенты, и Соня получила возможность ассистировать на сложных, иногда многочасовых операциях. Правда, манера оперировать у Виктора Викторовича оказалась совсем другой, чем у Ивлиева, и некоторые его приемы неприятно удивляли Соню, но она быстро одергивала себя – кто она такая, чтобы судить, кто работает хорошо, а кто плохо?

Зато Стрельников всегда был вежлив с ассистентом, ободрял, а не обзывал вороной, как Ивлиев. Профессор объяснял свою тактику по ходу дела, а иногда задавал Соне какой-нибудь теоретический вопрос, и Соня с удовольствием отвечала. Она словно вернулась в студенчество, в интересную, яркую пору жизни, когда тебе на каждом шагу открывается что-то новое.

Нельзя сказать, что с приходом Стрельникова жизнь ее потекла безмятежно и спокойно. Напротив, возросший поток больных, увеличение оперативной активности и внедрение новых операций поставили перед Соней много новых вопросов. Начались скандалы с анестезиологами, которые не умели и не хотели давать наркозы на операциях Виктора Викторовича, начальство ругало за перерасход средств и возросшую летальность, Литвинов с Ларисой Васильевной невзлюбили Стрельникова за то, что берется оперировать больных с запущенными формами рака, и те погибают, хотя на консервативной терапии якобы могли бы прожить еще как минимум год. Своих чувств они, к сожалению, не скрывали, и Соня боялась вражды в коллективе, но Стрельников только снисходительно улыбался и говорил, что, когда человек грубит и оскорбляет, не надо обижаться, а надо его просто пожалеть. Значит, у него в жизни что-то плохо, потому что счастливые люди на ближних не бросаются и заняты своей собственной работой, а не критикой чужой.

И Соня умасливала анестезиологов, убеждала начальство, что летальность высокая, это да, но уникальные операции, которые проводит Виктор Викторович, способствуют повышению престижа больницы, и кроме того, большинство пациентов все-таки поправляется и получает шанс пожить. Конечно, такие сложные и рискованные операции лучше проводить в специализированном стационаре, но что делать, раз Стрельников работает здесь, а никто другой помочь этим людям не берется. Главный врач первое время сильно бесился и грозился даже уволить профессора, а потом успокоился, смирился и стал время от времени спрашивать у Сони, не нуждается ли в чем отделение, хватает ли медикаментов и оборудования и успокоились ли анестезиологи.

Впервые с тех пор, как поступила на работу, Соня чувствовала себя спокойно, легко и уверенно, зная, что наставник рядом.

Все было хорошо, только недавно случилась одна небольшая история, даже и не история, а просто маленькая шероховатость, как царапина на дверце машины, которая на ходовые качества не влияет, но расстраивает автовладельца.

В приемный покой обратилась пожилая женщина с болями в животе. Соня диагностировала острую кишечную непроходимость, вероятнее всего спаечную, и предложила старушке операцию. Та согласилась, Соня назначила кардиограмму, осмотр терапевта и небольшую инфузию в качестве предоперационной подготовки, и все шло замечательно, пока не появились родственники. Есть такая категория близких и родных, которые главным проявлением любви к заболевшему члену семьи считают хамство врачу и ниспровергание всех его рекомендаций.

В общем, не в меру ретивые родственники старушки с порога обвинили Соню в некомпетентности, а свою бабушку в беспечности и глупости: как она могла довериться такому молодому и явно тупому доктору, как Соня?

Бабка, единственный адекватный человек в семье, пыталась их остановить, но дурная волна уже поднялась, начались звонки всяким высокопоставленным знакомым, штурм кабинета начмеда и прочие штучки, которые никогда не способствовали скорейшему выздоровлению пациента.

Очень быстро родственники выяснили, что в больнице работает настоящий профессор, и то, что Соня не запросила его консультации, прежде чем принять решение об операции, показалось им не просто самонадеянным, а преступным.

Чем-чем, а самонадеянностью Соня никогда не страдала, но случай старушки казался ей очевидным, и она подумать не могла, что у Стрельникова будет другое мнение. Поэтому она вызвала его даже с некоторым злорадством, предвкушая, как он подтвердит ее диагноз и выбранную тактику и родственники поймут, как были не правы. Может быть, им даже станет стыдно, хотя это и маловероятно.

Каково же было ее изумление, когда Виктор Викторович сказал, что не видит необходимости в операции! Соня пыталась возражать, показывала снимок брюшной полости с «уровнями», говорила, что боли сохраняются, несмотря на инфузию спазмолитиков (в процессе скандала она все же успела госпитализировать бабку и назначить ей капельницу), а отсутствие рвоты и относительно мягкий живот можно отнести на счет преклонного возраста пациентки.

Стрельников, ослепительно улыбаясь родственникам и пациентке, провозгласил известные максимы, что живот это не ящик стола, куда можно залезать при каждом удобном случае, и лучшая операция та, которая не сделана. Спаечная непроходимость обычно разрешается без операции, так что достаточно дать барий и наблюдать.

Вся история разворачивалась в конце рабочего дня, и, дав такие наставления, Виктор Викторович отбыл домой, а Соня осталась еще на два часа, все равно надо было писать истории. В шесть вечера она сунулась в палату, но родственники буквально не пустили ее к бабке, и, чтобы не накалять обстановку, она передала пациентку под наблюдение дежурного врача и ушла.

Дежурил доктор из поликлиники, который не хотел быть святее папы римского. Раз профессор сказал, что оперировать не надо, то и не надо, тем более что лень. Следующий день была суббота, в восемь утра заступила Лариса Васильевна, увидела страдающую пациентку и снимок, на котором барий никуда не продвинулся, и, пользуясь тем, что родственники еще не пришли, потащила бабку в операционную, проклиная Виктора Викторовича и дежурного врача за то, что доставили ей лишнюю работу.