Ференц Мора - Дочь четырех отцов

Я сдался.

— Ну хорошо, «Рождение художника» подойдет? Вы полагаете, люди так уж сильно обрадуются тому, что одним художником стало больше? Не говоря уж о том, как обрадуются этому художники.

— Нужно какое-нибудь такое название, чтобы отражало и содержание и настроение романа, — задумался издатель.

— Тогда пускай будет так: «Напиши роман»!

— Боже упаси! — издатель вскочил. — Романистов и так уж развелось больше, чем читателей. Только таких приказов и не хватало!

Так мы совещались до тех пор, пока мне не пришло в голову вполне безобидное новое заглавие. Во-первых, оно соответствовало действительности — я разумею, романной действительности, во-вторых, не должно было никого напугать.

Историю перемены заглавия я зафиксировал сознательно: лет сто спустя кто-нибудь сможет переработать ее для «Трудов по истории литературы».

Недавно на глаза мне попался «Святой Илларий» господина Петера Бода [2] Бод Петер (1712–1769) — венгерский историк, историк литературы. Много занимался историей религии. , где сведены под одной обложкой Альберт Великий [3] Альберт Великий, Альберт фон Больштедт (ок. 1193–1280) — немецкий философ и теолог. , Авиценна, Беда Достопочтенный [4] Беда Достопочтенный (ок. 673–735) — англо-саксонский ученый, историк, монах. и другие столь же замечательные мужи; книга эта облагораживает, радует душу и будит мысль [5] Книга П. Бода называется: «Святой Илларий, или Радующие душу, будящие мысль, облагораживающие Предметы в кратких вопросах и ответах, предназначенные для полезного препровождения времени и постижения знания». . Оттуда я почерпнул, что на свете есть три вещи, которые не дано постичь разуму смертного. Первая из них — дуновение ветра, ибо никому не известно, откуда берутся и куда деваются ветры. Вторая загадка — немецкая речь, потому что немцы, завидев пожар, тут же начинают требовать хвороста [6] В оригинале — игра слов: немецкое «Feuer» — «огонь» звучит сходно с венгерским «faért» — «за деревом» или «дерева». (ну это, положим, он вряд ли мог почерпнуть из Альберта Великого, скорее всего славный венгерский поп слыхал об этом от лесорубов). Наконец, третья — и самая загадочная загадка — это женская психология, ибо женщина, соглашаясь, все равно отвечает: «нет».

Я же могу назвать еще одну совершенно загадочную штуку, которой Петер Бод не знал и знать не мог. Ведь во времена «Венгерских Афин» [7] «Венгерские Афины» (1766) — сочинение П. Бода, в котором излагаются биографии 500 писателей. еще не было книгоиздателей, другими словами, не родился тот человек, который скупал бы выдумки одного безумца, чтобы с выгодой продавать их множеству безумцев, готовых все это читать.

Да-да, психология книгоиздателя представляется мне столь же непостижимой, сколь психология женщины.

Если позволите, я расскажу, как пришел к такому выводу.

Я поэт-лирик и археолог, специалист по каменному веку. Представьте себе, эти занятия вполне совместимы. Возьмем, к примеру, Нерона: он писал стихи, будучи императором; согласитесь, что археология — занятие куда более безобидное. Археологи, в сущности, всего лишь извлекают из земли то, что предали земле императоры. Ганс Сакс [8] Сакс Ганс (1494–1576) — выдающийся немецкий поэт-мейстерзингер. Всю жизнь был башмачником в Нюрнберге, одновременно занимаясь поэзией. , как известно, был сапожником, что не помешало ему взойти на немецкий Олимп и обосноваться там на сорока томах собственных сочинений. Разве что заказчики могли попрекнуть его тем, что сапоги слажены значительно хуже стихов. (Но об этом история литературы умалчивает, да и вообще сапоги скорее всего тачали подмастерья.)

В моем случае дело обстояло примерно так же: две мои профессии доставляли неприятности только мне самому. Мои стихи еще лет двадцать назад называли ископаемыми. Что правда, то правда, хоть я и разменял пятый десяток, тем не менее то, что я пишу, всегда можно понять. Впрочем, люди от века любят только новые напевы; тот, кто их не освоит, пусть пеняет на себя: ему не останется ничего иного, как мурлыкать себе под нос. Правда, я вошел в пару литературных обществ, но тем дело и кончилось. Старики приняли было меня в свой круг, заметив, что с молодыми мне не по пути. Мы уже сидели за столом одной компанией, и тут они во мне разочаровались, уяснив, что мысли мои нипочем не желают становиться на ходули. Они, бедняжки, всегда предпочитали ходить босиком, но зато на своих двоих, а таким манером, как известно, далеко не уедешь. На Олимп можно попасть двумя путями: либо взлететь на крыльях, либо вползти на брюхе, я вовремя понял, что классика из меня не выйдет. Моя поэтическая карьера завершится на книжной полке какой-нибудь провинциальной старой девы. Я попаду в общество романов госпожи Крукер, не исключено, что меня заложат листиком лаванды, мои стихи будут декламировать на праздничных вечерах добровольной пожарной дружины, потом старые глаза перестанут видеть даже через очки, и я постепенно буду погребен под толстым слоем пыли, и какая-нибудь случайная мышь выгрызет несколько рифм из нижней строфы, а потом явятся наследники и, перебирая затянутый паутиной хлам, выбросят мою книжку в мусорную корзину, приговаривая при этом: — Пал Эркень. Черт его знает, кто он такой! Чего только не читала эта бедная тетушка!

Да, с псевдонимом вышла промашка! Как-то раз мое стихотворение собрались включить в школьную хрестоматию. А ведь это чего-нибудь да стоит, это пусть маленький, но все же шажок к бессмертию. Вы только представьте себе: могила поэта давно уже поросла травою, а маленькому школьнику все еще дерут уши за то, что он не может назвать основную идею стихотворения, написанного некогда за двадцать пять крон. (Впрочем, столько причитается только членам Академии; членам Общества Кишфалуди [9] Общество Кишфалуди — литературное общество, названное по имени крупного венгерского писателя начала XIX в. Кароя Кишфалуди. Основано в 1836 г. «Вашарнапи уйшаг» [10] «Вашарнапи уйшаг» («Воскресная газета») — будапештское издание. платит по двадцать крон. А членам Общества Петефи [11] Общество Петефи — литературное общество, основанное в 1876 г. и вовсе приходится довольствоваться пятнадцатью.)

Так вот, мой маленький школьник избежал сурового наказания. Попечитель учебного округа, просматривая сборник, доставленный ему для предварительного ознакомления, вдруг поперхнулся:

— Пал Эркень… Кхе-кхе-кхе… Это имя не внушает доверия. Куда вы там смотрите?!

Так меня не пустили к бессмертию даже на порог. Историю же эту я знаю от самого попечителя, как-то раз он поведал мне ее в клубе.