Эдуард Овечкин - Акулы из стали. Последний поход [Авторский сборник]

– Да йобаный же папуас! ДУК, пли!

Трюмные жахают на поверхность пятно из досок и масла, а рыбаки, видимо, в это время радостно кричат на борту своего Боливара:

– Шпроты!!! Ребзя!! Ату их, ату!!!

Ну а иначе я не могу объяснить, как можно не понять пузырь из масла на поверхности в полигоне, в котором, по переданным им данным, находится подводная лодка?

– Скорость по лагу не соответствует оборотам турбин! – штурман.

– Лодку ведёт вправо по курсу! – боцман.

– Центральный! Растёт температура ГУП правого борта, обороты турбины самопроизвольно снижаются! – пульт ГЭУ.

– Да йобаный жешь ты нахуй! Акустик, где эти пидоры унылые?

– Правый борт, расходимся!

– Боцман! Пятнадцать градусов на всплытие! Товсь дуть среднюю!

– По местам стоять к всплытию! – объявляет механик по громкоговорящей связи, и лодка, припадая на правый борт, ползёт на перископную глубину.

На тридцати метрах командир уже кричит с перископной площадки:

– Поднять перископ!!!

На тридцати метрах поднимать его строго запрещено, поэтому тяну два-три метра и поднимаю.

– Осмотрен горизонт и воздух! Горизонт и воздух чист! Продуть среднюю!

В это время, я так понимаю, рыбаки уже отрубили свой трал, подозревая, что что-то пошло не так. А тут из воды на их изумлённых глазах выскакивает Моби Дик, только чёрный.

– Еба-а-а-ать! – кричат, видимо, в это время на рыбаке. – Ребзя, бегим!

– Стоп турбины! – командует командир и бежит наверх.

В обычном режиме сначала выравнивают давление перед тем, как открыть рубочный люк, но сейчас, судя по отсутствию свиста и удару по ушам, командир посчитал это лишним и открыл люк сразу.

– Што! Штобля!!! Штобля вы делаете, бакланы!!! – орёт командир, свесившись с мостика по пояс, в сторону ржавой коробочки, которая старательно отворачивается от нас и пытается удрать.

– Аркадий! – командует командир помощнику. – Ну-ка, блядь, раздвижной упор пусть кто-нибудь вынесет на мостик!

С раздвижным упором на мостик бежит Борисыч, командир седьмого отсека.

– Борисыч! Ну-ка, Борисыч, сделай вид, что это ПЗРК [4], и прицелься в этих корсаров!!! Хоть обосрутся, может, козлы!!

Раздвижной упор сильно издалека вполне себе похож на ПЗРК. Борисыч вскидывает упор на плечо, наводит его на рыбака и орёт дурным голосом:

– Тащ командир!!! К стрельбе готов!!! Цель на мушке!!!

«Ну что за клоуны», – думают чайки, которые в это время пытаются присесть на ракетную палубу.

Фиг его знает, какая там у рыбака крейсерская скорость, но улепётывал он от нас тогда знатно. Аж труба красная была. А на винт мы намотали, да. Знатная борода тогда на правом винте болталась. Два дня потом в базе сматывали её.

Пока суть да дело, Борисыч решил на мостике перекурить.

– Тащ командир, – докладывает в это время помощник, – «Орион»!

– Ну а как же? – даже не удивляется командир. – Ну а как же, блядь, по-другому-то?!

«Орион» (разведывательный самолёт НАТО) уже видят все даже невооружёнными глазами. На низкой скорости над самой водой он заходит на нас, сейчас будет рисовать акустический портрет.

– Центральный, акустический портрет искажайте – командир уже устал и ничего не хочет.

Мы начинаем запускать насосы, помпы и прочие механизмы по заранее отработанной схеме.

– Тащ командир!!! К стрельбе готов!!! Цель на мушке!!! – это Борисыч от избытка воинской доблести вскинул раздвижной упор на плечо и целится им в «Ориона», распугав своей неожиданной отвагой весь ходовой мостик.

– Борисыч! – Командир уже спокоен и расслаблен. – Что ты делаешь?

– Пугану его, тащ командир!!!

– Борисыч, у него минимум две ядерные торпеды на борту, если он тебя сейчас в ответ пуганёт, то ты даже усраться не успеешь. Вот же трюмная простота.

– Не, всё норм, тащ командир, – докладывает старпом, который следит за «Орионом» в бинокль, – лётчики ржут и хлопают Борисычу в ладоши.

И все начинают на мостике тоже ржать, в основном над Борисычем.

– Сами дураки, – бубнит Борисыч, спуская много килограмм своего железа в люк. – Хуй я вам больше упор свой понесу! Пусть люксы ваши любимые вам упоры носят свои!

А в базу передали: «Намотал на винт, ограничен в маневрировании. Прошу дальнейших указаний». Само собой, нас завернули в базу, куда мы ковыляли на одной турбине долго-предолго. А в базе оказалось, что ПДСС [5](боевые водолазы осматривали нам корпуса и проводили работы всякие под водой) чем-то занят, и смотать трос нам надо самим и «срочнобля!!!».

И мы искали плотик, плавали на этом плотике в акватории губы Нерпичья, вызывая дружный хохот всех экипажей, спускали с него своих водолазов и два дня сматывали этот трал со своего винта.

Не сочтите за гендерный шовинизм (ну или сочтите, как вам будет угодно), но мне абсолютно понятны любые профессии, которые выбирают себе женщины, и не совсем понятны две профессии, которые выбирают себе мужчины. Например, гинеколог. Ну вот какая детская мечта приводит мальчика к выбору профессии «гинеколог»? Вот я могу понять, как мальчик, почитав «Капитана Блада» и посмотрев «Секретный фарватер», захотел стать моряком. А что он прочитал или посмотрел, после чего захотел стать гинекологом? Вторая непонятная для меня профессия – это химик на подводной лодке.

Мне лично вообще непонятно, как можно настолько любить химию, чтоб выбрать её своей профессией, но я могу это представить ещё. Но вот химик на подводной лодке – он же не химик вообще. Никакой химией он там не занимается от слова «вообще». Он, безусловно, незаменим, и в его заведовании находится наиценнейший ресурс – воздух. Он отвечает за производство кислорода и удаление углекислого газа (грубо говоря), но никаких там пробирок, реакций, формальдегидов (или как они там называются) и ковалентных связей! Ну стоит установка гидролизная и компрессор с баллонами, и в каждом отсеке приборы для раздачи кислорода – но, позвольте, при чём тут химия? И ещё для меня всегда было загадкой, почему это – отдельная служба, а не четвёртый дивизион в БЧ-5? От этого получается некоторый диссонанс: химик – он вроде как и не люкс, но и не механик же. И «пассажиром» его не назовёшь, и «маслопупым» тоже. Поэтому называют их «дустами».

Почему «дустами»? А потому что – нехуй! Именно так и ответил мне старшина роты, когда я у него спросил, почему именно «дустами», а не каким-нибудь более благородным словом. Логики в данном объяснении я не уловил, конечно, но наш старшина вообще был специалистом по переплавке логических цепей в прямоточные штыри длиной не более пяти сантиметров. Химический факультет был самым разношёрстным по составу, и вообще непонятно было, что они там учат и чем занимаются в то время, когда не бегают в самоходы и не разлагаются в своём общежитии. Это вот было для нас, как чердак в старом заброшенном доме: наверняка там что-то есть и даже происходят какие-то события, может даже живут крысы и привидения, но на самом деле – хрен его знает что там творится. Часть поступивших туда были идейными химиками (загадка природы), а другие просто не смогли поступить на нормальные факультеты и вовремя воспылали любовью к химии. Они и выглядели самым разношёрстным сборищем: от откровенных фриков до красавцев-качков. Один, помню, учился там нерусский – здоровый, как шкаф. Ну как учился – как ни заглянешь в спортзал, он там качается. Мы с ним разговаривали даже четыре года почти каждый день.