Овсей Фрейдзон - Теперь с тобою вместе я(с)

Наташа ударила кулачком парня по плечу и зарыдала.

Они уже проехали Хедеру, и Вера оценила благородство подруги, которая два часа боролась с искушением открыть для неё маршрут и конечную точку, и цель, но сдерживала себя, чтобы для Веры дорога не оказалась сплошной мукой.

Ей хватило и четверти часа, чтобы как-то воспринять эту ужасную новость и понять всю её беспощадность и страх перед предстоящей встречей с любимым.

Эти и другие подобные стихи Вера напишет позже, а пока она вдруг вся сжалась на заднем сиденье автомобиля — она давно чувствовала, предполагала, знала… её любимому очень плохо.

Смутными штрихами запечатлелось в памяти Веры, как они въехали в живописный посёлок, находящийся в окружении лиственного леса, чем-то напоминающего белорусский.

Машина Офера затормозила возле старого добротного двухэтажного особняка, утонувшего по самую крышу в яркой зелени.

По бетонной дорожке они с Наташей вслед за парнем проследовали к массивным дверям, которые открылись раньше, чем они к ним приблизились.

На пороге их встретила пожилая симпатичная женщина с седыми короткими волосами и огромными грустными глазами.

Вере, в первую очередь, запомнились эти глаза, потому что они неотрывно смотрели именно на неё.

Офер по-свойски прижал к себе мать Галя и поцеловал её в седую макушку, то, что это мать, можно было не сомневаться, Галь был похож на неё почти, как две капли воды.

Девушки приблизились.

Женщина расцеловала Наташу, а затем, обняла за плечи Веру и завела в дом:

— Шалом дочь, я давно хотела на тебя посмотреть, мне столько про тебя рассказывал мой сын, но ты своей красотой превзошла все его описания.

Вера потупилась.

— А, где он, я очень хочу его увидеть…

— Не спеши, моя красавица, пусть филипинка, которая за ним присматривает, приведёт моего мальчика в наилучший вид и порядок.

Офер, как сообщил мне, что вы едете, чуть с ума не сошла от волнения.

Офер, сынок, прогуляйся, пожалуйста, со своей девушкой по нашему саду, угости её свежими фруктами, а я пока поговорю с этой милой девочкой, сам понимаешь, нам необходимо это сделать, пока она его не увидела.

Мрачный друг Галя с печальной Наташей вышли на двор, а женщина, крепко обнимая девушку за плечи, усадила рядом с собой на диван:

— Твоё имя Вера, я знаю, Галь и сейчас, когда приходит в себя, его повторяет.

Всё зовёт не маму, а Веруш, Веруш…

Мать Галя проглотила слёзы.

— Девочка моя, я не уверена, что тебе стоило сейчас приезжать к моему мальчику.

Это я велела Оферу ничего тебе не говорить о случившемся с моим сыночком и даже сама придумала дурацкую историю с прежней его девушкой и дала распоряжение поменять замок во входной двери в квартире моего мальчика.

Твоя подруга злой бедой настроена против Офера за его молчание, но это зря, он очень хороший друг и достойный человек и в полной мере с нами разделяет это горе.

А теперь я тебе расскажу печальную историю о моём сыне…

Женщина горестно вздохнула.

— Он прикован к постели и почти всё время находится под воздействием морфина, а иначе испытывает жуткие боли.

Я осознаю, что у тебя вертятся в голове два главных вопроса — что с ним случилось и можно ли ему помочь.

Так вот, пуля угодила в шейный позвонок, раздробила его, задет нерв и мой мальчик лишён подвижности.

Правда, он слегка может шевелить пальцами рук, и мимика лица полностью сохранилась, но повторяю, из-за испытываемых им жутких болей, постоянно находится под воздействием морфия.

Теперь попробую ответить тебе на второй вопрос, который ты мне не задала, но обязательно задашь.

Я сама медик с большим стажем и, неважно, что всего лишь медсестра, но многое из его состояния мне понятно.

На чудо, на прогресс в медицине можно надеяться, как и на помощь бога, но надежда очень и очень слабенькая.

Мой муж связался с какой-то американской клиникой, где нам сообщили есть знаменитый учёный в этой области, но существует несколько серьёзных проблем.

Первая, Галюш не транспортабелен.

Вторая, с каждым днём под воздействием морфия его организм ослабевает и разваливается.

Третья, тот учёный не соглашается приехать и хотя это стоит очень больших денег, мы были согласны всё оплатить, потому что это нас не сдерживает, у нас хорошая дружная семья, есть друзья, коллеги и государственная страховка.

Вера, уронив лицо на ладони, в голос плакала, вместе с ней всхлипывала мать Галя.

— Девочка моя, есть и, в-четвёртых, как справиться с этой проблемой, и на, что мы скоро, наверное, всё же согласимся…

— Вы хотите рискнуть, переправить его в Америку и можете таким образом убить Галя?

— Ты почти угадала, мы хотим довериться одному нашему израильскому ещё достаточно молодому специалисту, который берёт на себя смелость сделать моему сыну уникальную операцию.

Гарантий никаких, летальный исход в ходе операции вероятен…

В салон к ним вышла в белых одеяньях низенькая не определённого возраста китайского типа женщина и произнесла на плохом английском языке, что в комнате больного порядок и они могут к нему зайти.

— Ну, что, моя девочка, идём, если ты не передумала его увидеть.

Вера на дрожащих ногах двинулась к двери, откуда только что вышла филипинка.

Мать Галя её опередила и, приоткрыв дверь, заглянула внутрь комнаты, а только потом, широко распахнула её перед девушкой.

Вера, застыв на пороге, сквозь слёзы смотрела на своего Галя с невероятно изменившимися за полгода под воздействием тяжёлой болезни чертами лица.

Было заметно, что его только что выбрили, причесали, но это была только тень от того блестящего парня, которого знала Вера — она видела крайне измождённое худое лицо, с обтягивающей его бледной кожей, далеко запавшие закрытые глаза с дрожащими ресницами, на шее фиксирующий гипсовый бандаж, выпирающий кадык и тонкие потерявшие мускулатуру руки, лежащие вдоль, скрытого под простынёй тела, к одной из рук была присоединена капельница.