Франц Фюман - Двадцать дня или половина жизни

Нет надобности представлять советскому читателю Франца Фюмана, видного поэта и прозаика Германской Демократической Республики, автора произведений, объединенных одной общей темой ответственности за прошлое своего народа и за его сегодняшние судьбы, переводчика, эссеиста, детского писателя, лауреата государственных премий ГДР. Книги Фюмана не раз издавались в нашей стране, его избранные произведения, сопровождаемые обстоятельной вступительной статьей, составили один из томов «Библиотеки литературы ГДР» [1] Франц Фюман. Избранное. Предисловие Сергея Львова. М., «Художественная литература», 1973. .

Новая книга Франца Фюмана — «Двадцать два дня, или Половина жизни» — во многом дополняет и развивает написанное им прежде. Это одновременно осмысление прошлого и попытка заглянуть в будущее (оно ведь присутствует и в любом «теперь»), подведение итогов и поиски дальнейших путей творчества — искренняя и откровенная в суждениях писательская исповедь.

Трудно однозначно определить жанр этой книги. Задуманная как путевые заметки о двадцати двух днях, проведенных в Венгрии осенью 1971 года, она постоянно выходит за эти рамки, вырастая в серьезный и непринужденный разговор о дружественной стране, о венгерской культуре, которая, естественно, в первую очередь привлекает внимание писателя, об общих законах творчества, о задачах художника. И здесь же — размышления о собственной творческой судьбе, строгая, нередко даже суровая оценка того, что сделано и что сделать еще предстоит. Сам Фюман так говорит об этом: «Собираюсь написать книжечку путевых заметок, свободную, пеструю, не ограниченную Венгрией, нечто вроде подробного дневника». В нем нашли свое место и небольшие, исполненные поэзии зарисовки с натуры, и лирические миниатюры, некоторые из которых носят характер притчи, и многоплановые литературные реминисценции, и отдельные, только что завершенные переводы из венгерских поэтов.

Дата, которой начинаются записки, — 14 октября 1971 года. В этот ничем не примечательный день автор садится в экспресс, который должен доставить его в Будапешт, и, не дожидаясь отхода поезда, открывает свою записную книжку. Меняется ландшафт за окном вагона, раскованно, свободно текут мысли, то и дело возникают прихотливые ассоциации, пока не задержится сознание на каком-нибудь серьезном предмете, требующем глубокого осмысления. Тогда начнется упорная работа над фразой, и, сколько бы ни понадобилось — не раз и не два, — будет писатель возвращаться к важной для него теме, чтобы продумать, понять и, наконец, найти точные, единственно подходящие слова. И то, что оказалось в записной книжке вроде бы случайно, благодаря пришедшему на ум яркому сравнению или неожиданно всплывшему воспоминанию, станет вдруг необходимым подспорьем, своего рода вспомогательным инструментом в этой сложной, почти ювелирной работе мысли. Форма путевого дневника как бы переосмысляется заново; свободная от жестких требований жанра, с подвижными границами, она предполагает не только воспроизведение географического маршрута автора, но и куда более сложного пути его размышлений.

Понятно, что книга Фюмана не обещает легкого чтения. Отказываясь от готовых, заранее запрограммированных решений, она приглашает читателя стать участником творческого процесса, по-своему испробовать нелегкое писательское ремесло, анализируя, сопоставляя, обдумывая, вновь и вновь возвращаясь к прочитанным страницам. Порой, как в сложно организованном музыкальном произведении, темы здесь намечаются, развиваются., на время исчезают и подхватываются вновь, иногда на них указывается мимоходом, полунамеком, одной внезапно обрывающейся фразой, и лишь в итоге эта ассоциативная мозаика складывается в завершенную картину, в единое и впечатляющее целое.

Венгрия, ее народ, ее города и ландшафты, даже общеизвестные достопримечательности не выглядят в записках Фюмана отрывками из путеводителя. Главное, что его привлекает, — повседневность. Увиденные внимательным писательским глазом, не упускающим ничего существенного, ее зарисовки в обрамлении живых, запоминающихся и, что самое главное, очень достоверных деталей дают почувствовать особую, ни с чем не сравнимую атмосферу страны. Доброжелательный и полный любопытства, этот взгляд создает своеобразный эффект присутствия. Тогда и для нас знаменитые будапештские мосты становятся то рыцарем в черных доспехах, попирающим сраженных львов, то горизонтально лежащей Эйфелевой башней, то воротами в сказку, то математическим знаком равенства. В пестром калейдоскопе впечатлений находят свое место и маленький Аполлон рядом с телевизионной антенной, и красочное изобилие осеннего рынка, и гостиницы, построенные на «рубеже веков», похожие на пещеру Сезама, и облако, напоминающее летучую мышь, и цветы на будапештских перекрестках…

В черты давно полюбившейся ему страны писатель всматривается с интересом настойчивым, углубленным и даже, пожалуй, родственным. Ведь и Богемия, где он родился, тоже некогда была частью «лоскутной империи» Габсбургов, значит, можно вдруг натолкнуться на какие-то общие, чудом уцелевшие историко-бытовые реалии. Впрочем, поводов для сравнений, для раздумий и сегодняшняя действительность дает достаточно. Прочно утвердилась в Европе новая историческая реальность, и сейчас, как замечает Фюман в своем дневнике, у ГДР с Венгрией, несмотря на разные языки, гораздо более тесные и близкие связи, чем, скажем, у ГДР с соседним немецким государством. Такие связи неизбежно предполагают самое тесное сотрудничество, и не случайно книги путевых заметок, подобные книге Фюмана, рассказывающие о странах-друзьях, странах-товари-щах, стали ныне распространенным явлением в литературе социалистических стран.

Сложная и нелегкая судьба страны, оказавшейся на перекрестке всех возможных исторических и духовных путей, привлекает его не только как богатая, г ероическая и трагическая летопись прошлого, но и как тот необходимый исторический фон, на котором отчетливее проступают черты социалистического настоящего. Потому что история небольшого народа, которому даже великий гуманист ХУШ века Гердер предсказывал утрату национальности и который все же эту национальность сберег и выстрадал, ценна именно своими уроками, теми конечными выводами, что так нелегко достаются в процессе исторического развития и из которых это развитие, собственно, и складывается.

Не прост для понимания и феномен венгерской культуры. Литература Венгрии, богатая литература маленького народа, развивалась всегда в атмосфере доброжелательности, непредвзятости и одновременно суровой требовательности, порождающей ожесточенные и нелицеприятные споры, честные, строгие оценки. Это подтверждает и личный опыт писателя, его встречи с венгерскими коллегами, долгие беседы, в которых не избегались острые, наболевшие вопросы.