Андре Асиман - Зови меня своим именем
- Название:Зови меня своим именем
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:2007
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Андре Асиман - Зови меня своим именем краткое содержание
Зови меня своим именем - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
И тем не менее, спустя две недели со дня его приезда я желал одного: чтобы он вышел из своей комнаты, но не через обычную дверь в коридор, а через французское окно на нашем балконе. Я хотел услышать звук, как оно откроется, хотел услышать звук шагов его эспадрилий на балконе и звук моего окна, никогда не запертого, когда он толкнет его и войдет в мою комнату. Хотел, едва все разойдутся по своим кроватям, чтобы он скользнул под мое одеяло, раздел меня, не спрашивая. Чтобы он, заставив меня, нежно и мягко, желать его сильнее, чем я мог бы желать любую другую живую душу на земле; с нежностью, какую один еврей может подарить другому, проложил свой путь в мое тело. Нежно и мягко. Принимая во внимание мои слова, что я репетировал несколько дней до этого: «Пожалуйста, не делай мне больно», — что на самом деле значило: «Ты можешь причинить мне любую боль, какую захочешь».
Я редко оставался в своей комнате в течение дня. Вместо этого несколько последних летних сезонов я предпочитал круглый стол с зонтом на заднем дворе у бассейна. Павел, наш прошлогодний постоялец, любил работать в своей комнате, изредка выходя на балкон мельком взглянуть на море и выкурить сигарету. Мэйнард, бывший перед ним, также работал в своей комнате. Оливеру нужна была компания. Поначалу он сидел вместе со мной, но в итоге ему полюбилось расстилать большое покрывало на траве и лежать там в окружении перепутанных страниц своей рукописи и своего, как он любил говорить, «барахла»: лимонада, лосьона для загара, книг, эспадрилий, солнечных очков, цветных ручек и плеера, который он слушал в наушниках (поэтому невозможно было заговорить с ним, пока он не заговорит с тобой первым). Иногда по утрам я спускался в сад с моей партитурой или книгой, а он уже валялся под солнцем в красных или желтых плавках и потел. Мы отправлялись на пробежку или плавать, по возвращении нас ждал завтрак. Вскоре он приобрел привычку оставлять свое «барахло» прямо на траве и лежать на облицованном бордюре бассейна, прозванного им «рай» (укороченная форма «райского блаженства»). Он часто любил говорить после обеда, словно какую-то шутку среди латинян: «Сейчас я отправлюсь в рай… — и добавлял, — позагорать». Мы подшучивали над его многочасовыми возлежаниями с лосьоном от загара в одном и том же месте у бассейна.
— Как долго ты был в раю этим утром? — спрашивала мать.
— Два часа подряд. Но я планирую вернуться сразу после обеда позагорать еще дольше.
Отправиться « к границе рая » также значило у него улечься на спину вдоль бортика бассейна и свесить одну ногу в воду, воткнуть наушники и накрыть лицо соломенной шляпой.
Тот, кто ни в чем не нуждался. Я не мог понять это чувство. Я завидовал ему.
— Оливер, ты спишь? — я спрашивал каждый раз, едва атмосфера у бассейна становилась слишком угнетающе оцепенелой и тихой.
Тишина.
А потом раздавался его ответ, почти вздох, без единого движения мускула на его теле:
— Я спал.
— Прости.
Эта нога в воде — я мог бы поцеловать каждый палец. Затем поцеловать его лодыжки и его колени. Как часто я утыкался взглядом в его плавки, пока его лицо было скрыто шляпой? Он не мог даже догадываться, куда я смотрю.
Или:
— Оливер, ты спишь?
Долгая пауза.
— Нет. Размышляю.
— О чем?
Его пальцы ноги рассекали воду.
— Об интерпретации Хайдеггера одного фрагмента текста Гераклита.
Или, когда я не практиковался на своей гитаре, а он не слушал музыку в наушниках, все равно закрыв лицо шляпой, он мог вдруг сломать тишину:
— Элио.
— Да?
— Что ты делаешь?
— Читаю.
— Нет, не читаешь.
— Ладно. Размышляю.
— О…?
Я бы скорее умер, чем признался.
— О личном, — ответил я.
— То есть, ты мне не скажешь?
— То есть, не скажу.
— То есть, он мне не скажет, — повторил он меланхолично, словно объяснял мои слова кому-то третьему.
Как же я любил, как он повторял за мной то, что я повторял за ним. Это заставляло меня думать о заботе или жесте, который, случившись однажды совершенно случайно, стал намеренным во второй раз и тем более — в третий. Это напоминало о том, как Мафалда застилала мою постель каждое утро: сначала набросить покрывало поверх одеяла, затем накрыть им подушки в изголовье и в конце концов расправить его на всей постели — тщательно, в то время как я знал: среди этих слоев было заправлено нечто, что одновременно было благочестивым и развязным, как уступчивость в момент страсти.
Тишина всегда была легкой и ненавязчивой в такие дни.
— Я не скажу, — увереннее повторил я.
— Тогда я снова буду спать, — отвечал он.
Мое сердце ускоряло бег. Он, должно быть, догадывался.
Опять долгая пауза. Спустя несколько моментов:
— Это рай.
И в ближайший час я мог не услышать и слова от него.
Не было ничего в моей жизни, что я любил бы больше, чем сидеть за своим столом и просматривать свои аранжировки, пока он, лежа на животе, отмечал свежие страницы перевода, полученные у синьоры Милани, его переводчицы в Б.
— Послушай это, — иногда говорил он, снимая наушники и разбивая гнетущую тишину тех длинных душных летних утренних часов. — Только послушай эту чушь, — и он зачитывал вслух вещи, не веря, что сам написал это месяц назад. — Ты видишь в этом какой-то смысл? Я — нет.
— Может, это имело какой-то смысл, когда ты это писал, — осторожно предложил я.
Ненадолго он погрузился в раздумья, словно взвешивая мой ответ.
— Это самые доброе слова, что мне говорили за последние месяцы, — произнес он так искренне, словно был поражен внезапным откровением, словно воспринял мои слова как нечто большее, чем, я думал, они являлись.
Я моментально почувствовал себя не в своей тарелке, отвернулся и в итоге пробормотал первое, пришедшее на ум:
— Добрые?
— Да, добрые.
Я не понимал, как доброта соотносится с этим. Или, возможно, я не мог видеть достаточно четко, к чему все это вело, и просто позволил смыслу ускользнуть.
Вновь наступила тишина.
Пока он не решил опять заговорить.
Я любил, когда он нарушал тишину между нами, сказав что-нибудь — что угодно — или спросив, что я думаю о М. или слышал ли я о Н.? Никто в нашем доме никогда не спрашивал моего мнения о чем-либо. Если он еще не понял почему, скоро он бы узнал — это был вопрос времени — и перенял бы мнение окружающих: я ребенок в этой семье. И все-таки он был с нами уже третью неделю, спрашивал меня, слышал ли я когда-либо об Афанасии Кирхере, Джузеппе Белли, Пауле Целане.
— Слышал.
— Я почти на семь лет тебя старше, но несколько дней назад я их не знал. Не могу этого понять.
— Чего ты не можешь понять? Отец — профессор в университете. Я рос без телевизора. Так понятнее?
— Иди побренчи, а! — отозвался он, скомкав полотенце и бросив его мне в лицо.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: