Людмила Петрушевская - Спасибо! Посвящается тем, кто изменил наши жизни [сборник]

…Девяносто третий год. Книга воспоминаний Нестора Ивановича. Куплена с рук на Арбате. Холодная электричка, ночь. От книги оторваться невозможно.

А вот другая жизнь-то как раз возможна!

Карикатурный гармонист и алкаш оказался народным заступником. Все та же электричка, все та же ночь. И шокирующее понимание, что силой пиара можно превратить зеленое в серо-буро-малиновое, вора в героя, героя в бандита, идею в смех, стыд в позор…

Я все-таки права! Я права, была и есть – человечество может пойти по другому пути развития, не знаю где, не знаю как, но можно жить, работая не на владельца, а на общее дело – и неважно, государство ли это или другая, образованная по анархической модели структура. Можно не воевать и не наращивать вооружения, можно насладиться обладанием вещами и сделать их просто добрыми помощниками – и машины, и магнитофоны, и бриллианты, не говоря уже о люрексе и джинсах.

Нестор Махно подал руку смысла. Рука смысла разгребла тускляк вокруг меня. И пусть я снова продолжала видеть впереди не свет, а черное знамя, меня больше не покидала уверенность, что так мы с Нестором Ивановичем подхватили, не дав ему упасть в грязь, знамя красное. Не знамя отвратительных жирных комсомольцев, которых я успела застать, а знамя надежды, верности и чести. Под этим знаменем закалялась сталь. А теперь оно будет черным. Но если меня поставят перед выбором, с кем я, скажу, что я за красных. Я Чекист, пусть это непочетно, пусть для кого-то чекисты – это негодяи, которые корысти ради мучали людей, или те, кто захватил государственную власть и наживается на этом. Я Чекист смысла, Чекист анархической идеи и светлой мечты о свободе, равенстве и братстве. Может быть, не давным-давно, а в будуще-будущем, в одной далекой-предалекой галактике мы высадимся на дружелюбной планете, а там уже или будет готовая налаженная жизнь с идеей безвластного народовластия, или мы создадим ее сами. На радость нам и живущим там. Мы возьмем в наш межгалактический корабль не всех. Кастинг анархистикам будет устроен суровый, но справедливый.

Я держу черное знамя, Нестор Иванович. Мы его в этой далекой-предалекой галактике установим на пике Анархо-коммунизма.

И ведь в итоге, став взрослой, я пошла в частную лавочку работать на капиталистов. Я не участвую в протестном движении, ношу одежду известных брендов и даже коплю деньги на новые покупки, потому что моих внешних сил не хватает на то, чтобы показать, насколько я против мира потребления. Я должна выглядеть средне. Я не клоун и не панк. Я не бунтарка и не знаю, как это сделать своим имиджем (может, это давно принесло бы известность и, как результат, много денег, потому что гонка на выживание при нынешнем мироустройстве заканчивается лишь со смертью). Я много где сдалась, слила и затаилась.

Но Нестор Махно со мной. Именно ему я благодарна за то, что я держусь, что могу верить в то, во что верила романтическим подростком.

В Гуляйполе мы гуляли свадьбу. На площади перед зданием, где при Махно располагался Ревком, я бросала в толпу учеников младших классов свой букет невесты (поймала моя сестра, так что счастье у нее еще впереди). Когда крестили мою старшую дочку, на батюшке загорелась ряса, как когда-то при крещении младенца Нестора Михненко. И с фамилией я родилась – Нестерина.

Спасибо, Нестор Иванович, за мое счастливое детство! За мой светлый детский наивняк. Тем и живу.

Лариса – филолог, и по образованию и по призванию. Считает, что слова не должны и не могут быть пустыми. Свои произведения старается наполнять словами жизнеутверждающими. Писать начала для того, чтобы постичь неиссякаемую многогранность человеческой души. Лариса считает, что личное счастье заключается в способности человека находить гармонию с окружающим миром и с самим собой.

Это случилось четверть века назад. На доске объявлений возле учительской мы с подружкой-одноклассницей прочитали приглашение записаться на факультатив испанского языка. Это было волнительно, неожиданно и очень необычно. Об Испании к тому времени у нас – тринадцатилетних подростков – были весьма смутные представления, ограниченные знанием нескольких крупных городов, песни «Бэсаме мучо», фамилий Колумба, Пикассо, Гойи, Иглесиаса и Дали и того, что испанский народ первым пострадал от злодея Гитлера, а Советский Союз в те далекие времена дал приют детям Испании. А испанский язык нам – ученицам английской спецшколы – и вовсе казался далеким и непостижимым. Французский – понятно: язык любви, красоты и интриги. Ах, это грассирующее «Р»! Ах, «непьющий одеколон» мечта всех особ женского пола – Ален Делон! Ах, романы Дюма и Дрюона! Ах, Париж и поющий про «Елисейские Поля» неотразимый Джо Дассен! С итальянским тоже все очевидно: живая история, живая эмоция, живая страсть во всем: в музыке, в еде, в культуре, в любви. Эти языки, бесспорно, мелодичны, органичны, красивы и так желанны для изучения.

А что такое испанский? Вроде бы тоже звучит неплохо, Иглесиаса послушать приятно, а родители утверждают, что на нем разговаривает вся какая-то невозможно далекая Латинская Америка. В общем, не так чтобы мечта всей жизни, но поучить можно. А вдруг понравится? К тому же время новому увлечению можно было выделить легко. Я как раз завязала с обучением в театральной студии и с мечтой пойти в актрисы. На фоне товарищей по кружку даже мне самой, как ни грустно, было заметно, что большим талантом в области лицедейства я не обладала. И хотя ввиду возраста и хорошенькой внешности мне досталась роль Герды в постановке «Снежная королева», было видно, что моя сестричка Кая теряется рядом с самим Каем, Маленькой разбойницей и даже Северным Оленем. В общем, делать мне, кроме школы, было решительно нечего. Одна подруга ходила в кружок «Кройки и шитья», но меня, признаться честно, до сих пор начинает тошнить тогда, когда все же жизнь заставляет вдевать нитку в иголку. Хорошего в этом нет ничего, но руки другие не приставишь. Уж что выросло, то выросло. Ноги меня, кстати, тоже подвели. Другая подруга успешно занималась современными бальными танцами, а я, откружившись по паркету с семи до одиннадцати лет, вынуждена была с танцами проститься. Партнеры в этом виде спорта в дефиците и достаются особо одаренным, а те, кто просто неплохо танцует, остаются без пары и шансов на продолжение занятий. Нет, меня никто не выгонял, но скользить по танцзалу одной, когда вокруг репетируют пары, подчеркивая тем самым свое поражение, оказалось не по силам моему характеру. Не хватило его и на освоение музыки. Побренчав пару лет на пианино и тратя больше времени на разговоры с молоденькой учительницей, чем собственно на занятия, я, проводив педагога в декрет, продолжать роман с фортепиано отказалась. А мама, в свою очередь, отказалась покупать мне гитару. А на гитаре играла закадычная подружка Машка, играла Визбора, Окуджаву, Митяева, «Битлз», «Машину времени», а мне оставалось только учить тексты и орать вместе с ней до хрипоты то, что предлагалось.