Маша Трауб - Клоун Леша [сборник]

Телефон в Аллиной комнатенке трезвонил безостановочно. Консьержка от испуга боялась снять трубку – там раздавались или лай, или крик Надежды Кирилловны. Алла ей уже все объяснила – что придется подождать, потерпеть, что ремонтная бригада уже едет, но та ничего и слышать не желала.

Через полчаса телефон звонить перестал. Алла вздохнула с облегчением, но через сорок минут начала нервничать – в подъезд влетел сын Надежды Кирилловны. Та не отвечала на звонки. Алла набрала номер Лени, но он тоже не ответил.

– Может, со связью что-то? – предположила Алла, представив себе самые страшные картины того, что могло случиться в лифте. Например, смерть старушки от инфаркта или от удушья. Сын Надежды Кирилловны вызывал службу спасения, «Скорую» и чуть ли не МЧС. Все они приехали практически одновременно, общими усилиями открыли двери лифта и замерли в боевой готовности.

Надежду Кирилловну достали из лифта совершенно пьяную, но очень веселую.

– Сынок, слушай, я тебе щас такой анекдот расскажу! – обрадовалась она сыну.

После чего со словами: «Аллочка, родная, я так тебя люблю!» – кинулась целоваться.

Сын смотрел на свою пьяную, семидесятисемилетнюю маму и не знал, что ответить. Следом за Надеждой Кирилловной вылез Леня, не очень трезвый, но и не пьяный в дым, как она. Он держал в руках две пустые бутылки виски и Максика, который уже не лаял, а превратился в такую плюшевую собачку. Он лизал Ленино лицо и пытался забраться ему за отворот рубашки.

– Мальчики, что за сбор? – воскликнула Надежда Кирилловна, обводя взглядом врачей и спасателей. – А что случилось-то? Знаете, бывают случаи, когда ты вот так напиваешься. Раза три в жизни. Вот у меня сегодня такой третий раз!

После этих слов Надежда Кирилловна рухнула на руки Лени, придавив Максика. С тех пор они дружили.

Зинаида Афанасьевна шла по деревне и строго смотрела по сторонам своим одним глазом. Ее здесь уважали и побаивались – старуха могла и клюкой огреть, а рука у нее была тяжелая не по годам. Да и за словом в карман не лезла – могла и матюкнуться так, что у местных алкоголиков дар речи терялся. И молодую соседку – нагловатую и хамоватую – могла приложить так, что та сразу начинала плакать и впредь старалась помалкивать.

Зинаида Афанасьевна пользовалась своим положением – слепой немощной старухи, которой все сходит с рук, хотя на самом деле она была доброй, справедливой, по-девичьи смешливой. Любила и водочки выпить, и закусить вкусно, и разговоров умных послушать. Людей любила особенных, отличных от других. Тех, кто «с придурью», как говорили у них в деревне. Пускала к себе дачников на лето – то художника, который рисовал тусклые пейзажи, то непризнанного поэта, который читал ей по вечерам стихи – бездарные, плохие до омерзения. Однако оба были хорошими, добрыми мужиками – никчемными, неустроенными, бессемейными, но незлобивыми, искренними, что Зинаида Афанасьевна считала главным критерием.

Жила она в огромном доме почти на самом берегу реки. Когда-то до их деревни даже рейсовый автобус не доходил. Нужно было пять километров добираться на велосипеде или пешком, чтобы погрузиться в дряхлый, разваливающийся, рычащий и пышущий жаром из-под капота автобусик – иначе не попадешь ни в магазин, ни в поликлинику. И трястись на нем по лесной дороге, собирая любителей ягод и не очень трезвых грибников.

А потом деревня вдруг стала золотым местом. В нее потянулись разбогатевшие дельцы, скупая дома и землю, – тут и вид из окна, и рыбалка роскошная, и воздух от сосен, и за отдельную плату – охота.

Дома скупали партиями. Ломали до основания лачуги и деревянные, полусгнившие избушки, в рекордные сроки выстраивая на их месте дворцы за заборами.

Приходили и к Зинаиде Афанасьевне. Предлагали большие деньги. Очень большие – можно было купить квартирку в соседнем городке, где и канализация, и центральное отопление, и поликлиника в двух шагах. Но Зинаида Афанасьевна уперлась, как упиралась всегда, когда на нее давили. Упрямая была старуха. Еще с молодости такая.

Один молодой бизнесмен решил бабулю припугнуть – пообещал домик ее сжечь вместе с ней. Зинаида Афанасьевна ухмыльнулась и, забравшись на старый велосипедик, еще мужнин, поехала в отделение милиции, где работал Славка, соседкин сын, которого Зинаида Афанасьевна помнила еще младенцем и гоняла по деревне крапивой.

Славка, как увидел Зинаиду Афанасьевну, сразу же заерзал в кресле, вспомнив, как горела попа после удара крапивой, и пообещал защитить и «разобраться». Зинаида Афанасьевна зыркнула на него своим единственным глазом и угостила пирожками с яблоками, которые тот любил с детства.

Славка не подвел – молодого бизнесмена посадили за мошенничество в крупных размерах. Тот так и не узнал, что именно Зинаида Афанасьевна привлекла к нему внимание правоохранительных органов. Думал, конкуренты заказали.

Но больше с предложением продать дом к Зинаиде Афанасьевне никто не обращался. Прошел слух, что одноглазая бабка – ведьма и от нее лучше держаться подальше, а то и в «казенный дом» попадешь.

В новостройки, которые выросли рядом с домом Зинаиды Афанасьевны, новые жильцы привезли жен, детей и закрыли их за высокими заборами. Но жены и дети потихоньку начали выползать, выходить и рано или поздно оказывались на участке Зинаиды Афанасьевны. Жены приходили за молоком – она держала трех коз. Дети обожали играть с ее собакой – здоровенной дворнягой Пушком, не пойми каких кровей, которая позволяла таскать себя за хвост, лезть в пасть и садиться на загривок.

Бабулю уважали. Женщины делились с ней горестями, и у Зинаиды Афанасьевны всегда находился дельный совет. Она никого не осуждала, верила в настоящую любовь и обладала не по годам свободными взглядами. Даже когда соседка Ленка, пряча глаза и смущаясь, попросила на пару часиков приглядеть за сынишкой, Зинаида Афанасьевна только хмыкнула, и в глазу засверкали хулиганские искорки. Она все про всех знала, но никому ничего не рассказывала: хранила чужие тайны и всегда могла сослаться на плохое зрение – ничего не видела.

Эта самая Ленка крутила роман втайне от мужа. Зинаида Афанасьевна поняла это сразу. Ленка, которая выскочила замуж за деньги, за большие деньги, и сразу же родила сына, была хорошей женщиной. Наивной, дурной, влюбчивой, но хорошей. Мужа она терпеть не могла, но смирилась – и вот вдруг влюбилась. Да так сильно, что не оторвать. Трепыхала, горела, умирала от любви. И убежала бы, куда глаза глядят, если бы не сын, которого муж пообещал у нее отобрать, если она хоть раз посмотрит на сторону.

Ленка мучилась, сгорала, спадала с лица и не знала, что делать и как жить дальше.