Гаррос-Евдокимов - Серая слизь

Команда наша окончательно распалась уже на Скалах Пастухова. Латышская семейная пара из числа золотой молодежи, поехавшая сюда в свадебное путешествие по зову продвинутой моды, повернула назад даже еще раньше. Кто-то отстал. Кто-то ушел вперед (Райвис по кличке Терминатор – далеко вперед). С Илюхиной девицей сделалась истерика, и они тормознули на Скалах – выяснять отношения. Я пер без остановки по одной исключительно причине – чтоб не околеть от холода.

Больше всего мерзли руки и ноги. Гипоксия (несмотря на всю аклимуху): башка трещит, тошнит, дыхания не хватает. Впереди – часы и часы (семь часов двадцать минут понадобилось в итоге лично мне) по все увеличивающему крутизну склону…

Тут уже не ждешь своих. Тут не пытаешься никого опередить. Тут если доходишь – то только в собственном индивидуальном темпе. Который если поймал – думаешь лишь о том, чтоб с него не сбиться. Смех смехом, но я по сто раз, как считалку, повторял про себя из “Брата-2”: я-узнал-что-у-меня-есть-огромная-семья… и-тропинка-и-лесок… вдох-выдох… в-поле-каждый-колосок…

Язык на плече, глаза на лбу. Хэкаешь, как собака. Мокрый как мышь – от пота. Промежутки между остановками для того, чтоб отдышаться, вися на палках, уменьшаются в обратной пропорции к возрастающей длительности этих остановок.

Хха-хха-хха… Пош-шел! …Речка-небо-голубое…

Небо без единого облака при полыхающем солнце – вовсе не голубое: то ли в глазах темнеет от усталости, то ли космос близко.

Это-родина-моя… Всех-люблю-на-свете-я…

Я обогнал Зигиса. Обогнал Яниса с Солвейгой. Где-то впереди были Райвис и Артур – я их не видел. Не видел никого из наших. Но чувство полной отдельности возникло еще гораздо раньше.

Не потому, что никого не было вокруг: в поле зрения – и впереди, и сзади – постоянно виднелось как минимум по одному человеку (если даже Эверест ломанувшиеся на него туристы уже успели загадить до получения им прозвища “самой высокогорной помойки в мире”, что говорить про столпотворение “в сезон” на Эльбрусе – в тот же день, что и мы, на Западную вершину взошло десятка три пиплов), да и идешь по протоптанному следу (можешь даже к вешкам не приглядываться), по обе стороны от которого то и дело обнаруживаются потеки мочи и рвоты (гипоксия!)… А потому что результат тут все равно ни от кого, кроме тебя, не зависит.

…Артура я догнал на седловине (остов то ли недостроенного, то ли разрушенного деревянного сооружения, обтерханный русский мужичок радостно тычет в упакованного в дорогущий альпинистский прикид неопознанного, но явно по-нашему не кумекающего монголоида, лежащего на снегу с закрытыми глазами и по-покойницки сложенными на груди руками: “О, этот готов! На что спорим, вниз мне его на себе тащить?”). Спрашиваю у мужичка заплетающимся языком: “До Западной сколько?” (Думаю: полчаса еще протяну, потом точно карачун.) “Да уже фигня полная! Часа два, два с полтиной…”

Дальше мы шли вдвоем с Арчи. Стало круче – в прямом смысле: сильно увеличилась градусность склона, и довольно стремно: пришлось сложить палки и отвязать ледорубы.

Мы были в нескольких десятках метров от Западной, более высокой вершины, когда рухнул туман. В течение пары секунд. Абсолютно глухой. Молоко. Вешек не видно. Только следы – и только в паре метров максимум.

Валера не зря пугал нас: Эльбрус – гора простая для восхождения (по крайней мере, классический южный маршрут, которым шли мы, в советско-российской альпинистской классификации имеет категорию всего 2а, и то не столько за счет технической сложности – здесь не требуется лазанье и даже веревки необязательны, – сколько за счет длительности подъема), но крайне коварная, с постоянно и внезапно меняющейся погодой.

Про лошков-новичков, пренебрегших его, Валериными, предупреждениями насчет местных метеосюрпризов, понадеявшихся на дорогой экип, заплутавших во внезапном тумане, поголовно померзших насмерть и провалившихся в трещины, инопланетянов собеседник мог распространяться часами. Но уже в Адыл-Су сразу из нескольких источников мы слышали, что в тот же день, десятого июля, погиб – в трещине – парень из Сочи и пропал (к моменту нашего отъезда не был найден) один чех. Ежегодно же на Эльбрусе загибается в среднем два десятка человек.

Сам Зигис подтвердил: идти тогда в тумане в одиночку было, строго говоря, нельзя. Арчи повернул. Он оказался в числе четырех – из двенадцати – наших, кто так и не взял Эльбруса.

(Вечером я сам поднял термокружку с прохладненским марочным за поступившихся понтами ради доводов разума – и в этом тосте даже была немалая доля правды. Но искренности в нем – не было…)

Я попер вперед. Вслепую практически. Минут через десять я увидел камень с пришпиленными к нему флажками-вымпелами и понял, что выше – уже некуда.

Еще минут через пять туман распался: не больше чем минуты на полторы, но – полностью.

Я стоял здесь и видел ВСЕ ЭТО. Один.

Я прыгал и орал. Просто орал. Без слов. В лучшем случае – матом. Плохо помню. И кидал “факи” на все стороны света. Никогда больше в жизни меня так не перло. И никогда больше не пропрет.

…Потом они, конечно, все подтянулись. Едва начав спуск, я наткнулся на Яниса с Солвейгой – и с ними забрался обратно, по второму разу, и Янка достал видеокамеру: но кругом давно снова было молоко. Народу прибывало, болботали на разных языках и уже чуть не толкались. Объявился давешний монголоид – с четырьмя присными (монголоидами же) и с английскими воплями “Game is over!” развернул южнокорейский флаг. Рядом с тремя минутами раньше развернутым чешским…

Большинство – подавляющее большинство – погибших в горах погибло на спуске. Идти вниз опаснее по определению: физическая вымотанность, ослабевшее внимание, психологический эффект-обманка – вниз вроде же легче; и вообще – главное сделано, можно расслабиться… Туман никуда не делся, дороги я не видел. Своих опять потерял. Вешки возникали из млечных клубов с запозданием и не там, где я ожидал. Какие-то нерусские объявились на границе видимости – и направились совсем не в ту сторону, где, по моим прикидкам, должны были быть Скалы Пастухова и Приют… И вспоминалось, что зона трещин вообще-то неподалеку.

Туман. В нем – рассеянное нечеловеческое освещение. Чувство времени пропало совсем, чувство направления – почти. Снег благополучно подтаял, то и дело уходишь в него по колено, временами вообще шлепаешься на жопу. Я даже кошки снял. Усталость – уже не усталость, а режим зомби.

Туман. Никого.

(“Жизнь – это одинокий бизнес”, гениально-коряво перетолмачил очередной гнусавый пират фразу из краденой мериканской киношки времен моей синефильской юности. На самом деле в жизни, обыкновенной жизни, внизу, тебя, собственно тебя, вообще нет. Есть – субъект отношений, связей, функций. Равнодействующая мнений на твой счет. Плательщик долгов, исполнитель ролей. Единица силы инерции…)