Кейтлин Даути - Когда дым застилает глаза: провокационные истории о своей любимой работе от сотрудника крематория

Главным правилом транспортировки тел было никогда не сдаваться. Возможно, это банально, но такой была мантра Криса. Он рассказал мне о двухсоткилограммовом теле, которое находилось на третьем этаже заваленного барахлом дома, кишащего тараканами. В тот день его напарник отказался даже попробовать вывезти труп, аргументируя это тем, что вдвоем они ни за что не справятся. «Тогда я просто перестал его уважать, – сказал Крис. – Ненавижу людей, которые не хотят даже попытаться».

За время наших долгих совместных поездок я многое узнала о Крисе. Например, он был одержим воспоминаниями о том, как в 1970-х годах два года проработал на деспотичного прораба на Гавайях. Открыв «Google Карты», я поняла, что в то время он жил всего в трех кварталах от моих родителей-молодоженов и молодого Барака Обамы. (Я представляла себе, как они все вместе оказывались в одном продуктовом магазине или пересекали улицу по одному пешеходному переходу.)

Через несколько недель после поездки к Адамсам мы с Крисом отправились в красивый дом, расположенный на оживленной улице района Марина в Сан-Франциско. Выходя из машины, мы болтали о Гавайях, погоде или тяжелом характере Майка, как вдруг Крис, хватая резиновые перчатки, сказал: «Знаешь, о чем я думаю, Кэт? Мы похожи на ребят из «Криминального чтива». Они сидят в машине и обсуждают сэндвич, а затем идут и вышибают из кого-то мозги. Мы тоже сидим в машине и болтаем, а потом идем забирать мертвецов».

Искренняя улыбка, пусть даже от сотрудника похоронного агентства, гораздо лучше фальшивого сочувствия.

Дверь нам открыла темноволосая женщина в возрасте около 60 лет. Я широко и искренне ей улыбнулась, поняв к тому моменту, что искренняя улыбка гораздо лучше фальшивого сочувствия.

– Я звонила вам несколько часов назад! – закричала она.

– Мадам, мы ехали из Окленда, а сейчас пробки, – сказал Крис своим успокаивающим тоном.

– Мне плевать, моя мама заслуживает лучшего. Она хотела, чтобы все было достойно. Моя мама была достойной женщиной, а ваше поведение не достойно! – продолжала кричать она.

– Мне очень жаль, мадам. Мы о ней позаботимся, не беспокойтесь, – сказал Крис.

Мы прошли в комнату и увидели там «маму». Когда мы достали простынь, чтобы накрыть ее, женщина бросилась на тело своей матери и начала театрально причитать: «Нет, мама, нет, нет! Ты нужна мне, мама! Не покидай меня!»

Вот так должны выглядеть человеческие эмоции. Здесь было все: смерть, потеря, страдания. Я хотела, чтобы меня это тронуло, но я тронута не была.

– Вина, – прошептал Крис.

– Что? – прошептала я в ответ.

– Вина. Я видел это так много раз. Она не приезжала к ней много лет, а теперь ведет себя так, словно жить не может без матери. Это мерзко, Кэт.

Я знала, что он абсолютно прав.

Когда женщина наконец слезла с тела матери, мы обернули труп простыней и вывезли его из дома. Пока мы толкали каталку по улице, прохожие останавливались и глазели. Люди с собаками и мамы с колясками замедляли шаг. Они смотрели на нас так, словно мы были детективами или коронерами, увозящими тело с места страшного убийства, а не двумя работниками похоронного бюро, везущими труп старушки, тихо умершей в своей постели.

Смерть далеко не всегда была окружена скандалом. Когда в начале XIV века Европу накрыла эпидемия бубонной чумы, трупы по несколько дней лежали прямо на улицах. В итоге их увозили на повозках на городские окраины, где были вырыты огромные ямы для массовых захоронений. Один итальянский хроникер писал о том, как мертвые тела наслаивались друг на друга: тела, немного грязи, затем снова тела и снова немного грязи, «как лазанья, состоящая из слоев теста и сыра».

Одна из привилегий развитых стран заключается в том, что людям больше не обязательно смотреть на мертвые тела. За один типичный день в Варанаси, расположенном на берегу индийского Ганга, сжигают от 80 до 100 тел. После очень публичной кремации (которую иногда осуществляют маленькие дети из индийской касты неприкасаемых) кости и прах сбрасывают в воды священной реки. Кремация обходится недешево; в ее стоимость входит дорогое дерево, разноцветный саван и услуги специалиста по сжиганию тел. Семьи, которые не могут позволить себе кремацию, но хотят, чтобы тело дорогого им человека оказалось в водах Ганга, ночью бросают труп в реку и оставляют его там разлагаться. Посетители Варанаси становятся свидетелями того, как распухшие трупы проплывают по течению или поглощаются собаками. Количество тел в реке настолько велико, что индийское правительство выпускает в воду тысячи плотоядных черепах, чтобы они боролись с «некротическими загрязнителями».

В развитых странах такие неприятные встречи со смертью редки. Сегодня тела перевозят в ничем не примечательных белых фургонах, подобных тому, что водил Крис. Трупы летают по всему земному шару в багажных отсеках самолетов, в то время как ни о чем не подозревающие пассажиры находятся прямо над ними. Мы убрали трупы вниз. Нет, не под землю, а под крышки фальшивых больничных каталок, в животы самолетов и в тайники нашего сознания.

Только когда слаженная работа всех систем нарушается, мы узнаем об их существовании. После урагана «Катрина» газета «Вашингтон Пост» процитировала слова доктора Майкла Остергольма из Центра исследований в области инфекционных заболеваний и политики: «Одним из многих уроков, которые преподал нам ураган «Катрина», можно считать то, что американцы не привыкли видеть мертвые тела на улицах крупного города». Преуменьшение века, доктор.

За те несколько минут, что мы везли «маму» от парадной двери ее дома до фургона, мы успели слегка взволновать людей с собаками и мам с колясками. Они ощутили дуновение собственной порочности и на минутку задумались о смерти.

Новости CBS, Сан-Франциско: мужчина в возрасте приблизительно 20 лет намеренно стоял на путях скоростных электропоездов и был насмерть сбит поездом на станции Сан-Франциско в субботу около полудня.

По словам свидетелей, мужчина «стоял прямо напротив приближающегося поезда и ждал, когда тот его собьет». Представитель железнодорожной организации Линтон Джонсон заявил: «Он не предпринимал никаких попыток уйти с путей».

По словам Джонсона, мужчина был сбит электропоездом, который тащил его еще какое-то время. Из-за происшествия движение поездов на станции было прекращено практически на три часа.

Джейкобу было 22, когда тот встал на железнодорожные пути и ждал, когда поезд лишит его жизни. Он был всего на год младше меня. По Джейкобу нельзя было сказать, что его протащил поезд. Он, скорее, был похож на жертву пьяной драки: небольшие синяки на лице, несколько царапин.