Робин Фокс - Наша Рыбка

Я отмечал, как ветер раздувает занавески, дрожью расходясь по тонкой белой ткани, как смешно Ясна поводит ресницами, будто от вина они стали очень тяжелыми. Я зацепился за то, что Воронцов не пьет – ест рис и потягивает крепкий чай из огромной кружки – и что озадаченно поглядывает на нас двоих, будто строит план. Главное, не напиваться. Пьяные мы с Рыбкой и трезвый Петя Воронцов – это опасная компания. Опасная для меня и для Ясны, конечно же. Но так и случилось. Одного полного бокала и пары глотков из моего ей хватило, чтобы стать податливой, улыбчивой и безвольной. Она тихо растаяла в уголке, но от одного взгляда Воронцова принималась весело хихикать.

Тусовка прошла странно, моя память оставила в целости лишь то, что вся компания играла в «Правду или действие», – не совсем удачное прикрытие для своего великовозрастного грязного любопытства. Даже пьяным я догадывался, что затеяли это из-за нас: отвечая на вопросы, нам пришлось бы рассказывать то, о чем мы раньше молчали. Но ведь просто так никто и не задавал вопросов! Хотите узнать, что мы делаем втроем? Кто кого трахает и в какой последовательности? Так спросите, просто спросите. Например, у Воронцова. Когда это он скрывал подробности? Но преподносить это в виде игры… Короче, затея не понравилась мне с самого начала. И в конце концов – после первых приличных, естественно, вопросов, а потом вопросов о размере Петиного члена – я неожиданно узнал, что перед тем, как встретить Серегу, Таня Морозова была влюблена в меня. Полина спросила ее, любила ли она кого-нибудь до мужа. «Да, – ответила Таня, – но невзаимно: Игоря». А я был так ослеплен чувством к Иришке, что даже не заметил этого. Мне стало не по себе. Воронцов что-то нашептывал Ясне в углу. Я нервничал и допивал это несчастное вино за три тысячи.

В тот период я ничего не писал в своем блоге, поэтому теперь мне трудно восстановить последовательность событий. Этот самый счастливый день каким-то образом перетек в самый странный вечер, полный открытий и экспериментов, большая часть из которых больше не повторялась. Что послужило перемычкой между Серегиным праздником, с которого мы ушли около восьми вечера, и тем, что случилось у меня дома, ближе к десяти, я совершенно не помню. Воронцов после нервного срыва был слишком слаб, Ясне послезавтра днем предстояла операция, и по всем расчетам дома должна была быть моя сестра. Тогда как так вышло, что мои глаза были завязаны Ясниным шарфом и четыре руки снимали с меня одежду? Маринки совершенно точно дома не было. Наверное, она ночевала у подруги. Хотя… Не знаю, кажется, она ни разу не ночевала ни у каких подруг. И тем не менее во всей квартире нас было снова только трое. Шарф стягивал виски, слишком сильно давил на глаза. Обычно эта роль принадлежала Ясне. Правила просты. Ей запрещалось трогать нас руками, зато мы могли творить все что угодно. Ей позволялось только угадывать, кто из нас ее касается. Интересно, что же они собирались делать со мной?

– Вы догадываетесь, что они представляют, когда думают о нас? – со смехом спросил Воронцов, имея в виду наших общих друзей. Я вздрогнул: думал, это он расстегивает мне рубашку, а Ясна стоит сзади и, просовывая руки мне под локти, дергает за пряжку ремня. Оказалось, все было наоборот.

– Конечно! – ответила Рыбка. Ее голос звучал слабо и нежно. Странно признаваться, но мне дико нравилось, что ее так повело от бокала вина. Я четко ощущал, что разум ее спит и что хотя бы просто теоретически я могу делать с ней все, что взбредет в мою пьяную башку. – Пока один из вас сует мне в рот свой член, второй…

– О, не торопи события! – расхохотался Воронцов.

– Что? – Она тоже засмеялась и наконец справилась с третьей сверху пуговицей.

– Мы же не будем так долго кормить их пустыми фантазиями? – отозвался он.

Я протянул руки и попытался обнять ее, но это было против правил.

– Ясна, никто не заставит тебя делать того, чего ты не хочешь.

– Никто, кроме меня, – снова влез Воронцов и сдернул с меня штаны. – Смотри-ка, наш супергерой уже готов.

– Зачем мне завязали глаза? – Мне тоже было смешно, язык заплетался.

– Потому что нас напрягает твоя благонравная рожа.

– Ничего нас не напрягает, – ответила Ясна, медленно стаскивая с меня мою новую рубашку. – Просто мы кое-что придумали.

– Я тут читал в интернете очередную фигню, – зачем-то начал рассказывать я, пока меня волокли к дивану, – о том, как люди анонимно признаются, какие извращения есть у их партнеров. Я хотел написать про вас, но понял, что вы не извращенцы. И я тоже – нет. По сравнению с тем, что там было написано, мы просто святые!

– О, я не сомневалась.

– Я не шучу, – сказал я. Кто-то из них надавил мне на плечи и усадил на край. – Прикиньте, один человек хочет, чтобы партнер написал ему в рот.

– Ой, прекрати!

– Чехов, если ты сейчас же не заткнешься, я стану для тебя этим партнером.

Я понимал, что несу чушь и хохотал, откинувшись на спинку дивана. На самом деле я был лишь немного возбужден, все вокруг казалось сном и счастливым бредом, я был согласен стать игрушкой, потому что не мог воспринять все это всерьез. Они копошились где-то возле моих колен, трогали, но я не мог угадать, кто это делает. Ясна отличала нас чуть ли не по прикосновению одного пальца, я же вообще не мог въехать, кто из них где.

– Воронцов, это же твоя идея с повязкой? – продолжал допытываться я. – Что ты там придумал?

Я был уверен, что они поддерживают мое веселье.

– Что, не можешь сделать этого в открытую? – Я свернулся от щекотки, потому что Яснины волосы коснулись моего живота.

– Чего сделать? – раздалось из темноты.

– Да ладно! Мы знаем, что это твоя идея. Идешь на любой идиотизм, чтобы только добраться до меня.

Вдруг стало очень легко говорить правду. Ту правду, что рождает отпущенный на волю разум. Ну, или алкоголь. Внезапно повисшая тишина совершенно не смущала.

Наконец Ясна улыбнулась где-то возле моего уха:

– Все совсем не так.

– Как это не так? – Еще я был уверен, что говорю очень смешные вещи. Что они оценят и посмеются, так же как смеялись над дурацкими вопросами в игре «Правда или действие». – Ты не думала, что он и с тобой встречается только для прикрытия?

– Игорь…

– Нет, а что? – Я искренне смеялся, не слыша предупреждающих нот в ее голосе. – Что ты сейчас хочешь сделать, Воронцов? Раз я тебя не вижу, так хотя бы послушаю. Расскажи. Я должен буду отличить, кто из вас где… Когда вы будете делать что?

– Боишься? – В его голосе звучала усмешка, но тогда я не различил, что там было что-то еще.

– Боюсь?! Нет. Не понимаю, почему ты не хочешь просто рассказать нам, что все затеял из-за меня.

– Потому что это бред.

Я выпрямился, отстранившись от Ясны. Ожидал услышать ее смех, но она молчала.