Ольга Комарова - Грузия [Рассказы]

10. Деян. 10, 9.

11. Стоп. Вот оно. По-моему, это объясняет многое. Надо быть такой убежденной старой ведьмой, как моя свекровь, чтобы додуматься до того, что душу можно продать не только черту, но и святому, да еще одному из главнейших апостолов. У меня слов нет.

12. Я, кажется, как и она, начинаю бредить. Что ж, терпите, если вам интересно. Я ничего не понимаю, можно подумать, она обращается не к апостолу Павлу, а к какому-нибудь Симону волхву. Купчиха.

13. Это она про что? У нее есть сын, это так же верно, как то, что у меня есть муж. Или она хочет задним числом сделаться матерью пророка?

14. Ага, Феликс рассказывал. Это заключалось в том, что она его читать не учила, в школу его не отдала, добилась того, чтобы врачи признали его слабоумным и ходила (и при мне тоже) по дому нагишом, считая, видимо, что в ее облике совсем нет эротики, а только одна эстетика. Чудо, а не свекровь. Мраморная статуя. Феликс ест только хлеб и мороженое. Толстый!

15. Иак. 2, 14–19.

16. Пожалуйста, если хотите, сами ищите соответствующие места в Посланиях, мне это надоело. Между прочим, где-то я прочла, что Ориген считал, что Христос должен пострадать вторично для спасения демонов.

17. Моих.

18. Это мне напоминает детскую дразнилку «купи слона». Я так и вижу эту дамочку перед апостолом: «Савл, купи слона!»

19. Савл, купи слона. Не могу больше. Она будет продолжать эту безумную беседу до морковкина заговенья, а у меня разболелась голова, я больше не могу.

Нет, это она хорошо придумала. Мне только что пришло в голову: если продавший душу черту попадает в ад, то продавший душу святому должен вроде бы попасть в рай. Хитро закручено! Как там у Савла, то есть у Павла в Послании, кажется, к Коринфянам: можно, значит, есть идоложертвенное, потому что раз идолы — ничто, то нет в этом оскорбления для Бога. Но лучше не есть, потому что кто-нибудь из «малых сил» может соблазниться. Есть тут малые? Нету? Ну так — приятного аппетита.

Да, перед смертью ей привиделось, будто к ней пришел священник и не дал ей отпущения грехов, за что она обозвала его Савонаролой. И знаете, каковы были ее последние слова? Она приподнялась на кровати и сказала: «Савл, купи слона». Честное слово.

Единственное достойное занятие для женщины — любить Херцбрудера. Должно быть, на свете есть другие мужчины, но я их никогда не видела. Как я догадалась о единственности — уму непостижимо. Наверное, есть на свете другие женщины. Может быть, они даже умеют ходить, как мужчины, но Херцбрудер объяснил мне, что это страшное уродство, если у женщины есть ноги. Херцбрудер говорит, что главное отличие мужчины от женщины — это то, что у мужчины есть ноги. Он сказал, что когда мне исполнится шестнадцать лет, я стану его женой. А ведь если бы у меня были такие же длинные ноги, как у Херцбрудера, я была бы выше ростом, чем сейчас, и даже выше Херцбрудера. Херцбрудер каждое утро уходит куда-то и появляется лишь вечером. Я спрашивала, что это значит, но он говорит, что это ПШИК. Я плохо понимаю, что такое ПШИК, но он объяснил, что ПШИК — это так просто. Я все равно ничего не поняла, потому что Херцбрудер умный. Когда я получу это письмо, я, наверное, стану хоть чуть-чуть умнее. Я очень люблю получать письма. Я всегда узнаю из них что-то новое и интересное о Херцбрудере. Когда я была маленькая, я писала и получала письма, в которых говорилось, что есть Херцбрудер. Потом — описания Херцбрудера. У него есть лицо — удивительное лицо — один нос, два глаза, потом еще уши и рот. Когда Херцбрудер стал носить темные очки, я увидела в этих очках свое отражение — я сама догадалась, что это мое отражение, потому что когда я открывала рот, оно тоже открывало рот. Да, я забыла сказать, что Херцбрудер иногда улыбается. Еще он мне рассказал, что есть Бог и есть Божий мир, я не поняла, а он сказал, что Божий мир — это ПШИК. ПШИК — это значит так просто. Так… Я спросила, а что я делаю? Херцбрудер сказал, что я люблю Херцбрудера. У него есть ноги, и это прекрасно. На ноги он надевает ботинки, а в ботинки сыплет сухой горох. Он говорит, что горох нужно менять ежедневно, как и стирать носки, и поэтому у нас дома есть специальная комната, где хранится много гороха. Херцбрудер говорит, что я его дочка, сестра и жена, и что это его дом. Я не знаю, что это означает, а Херцбрудер говорит, что это не ПШИК, а почти молитва. Я не решилась спросить его, что такое молитва, но много думала об этом и, кажется, что-то поняла: молитва — это не ПШИК, а значит, и не Божий мир. Молитва — это не Херцбрудер и не я, а, значит, не мужчина и не женщина. Я люблю Херцбрудера. Херцбрудер есть. Это неоспоримо. У меня голова идет кругом, когда я об этом думаю. И у Херцбрудера есть ПШИК, он каждый день туда ходит. Он говорит, что так надо, потому что он мужчина. Если бы у меня даже были ноги, и я могла бы дойти до двери, я не стала бы ее открывать, потому что там ПШИК. Херцбрудер мной доволен и сказал, что я довлею сама себе (не забыть бы спросить, что это значит, а, впрочем, не стоит спрашивать, ведь он сказал это так ласково). Все вещи как-нибудь называются, а я никак не называюсь, я — и все. Наверное, это потому, что я не вещь, а женщина. Я бы пересчитала все горошинки, но считать умею только до двух: Херцбрудер — 1, я — 2. Я пробовала так и считать: одна горошинка — Херцбрудер, вторая — я, и т. д. Получилось много Херцбрудера и много я. Осталась одна лишняя горошинка, так я ее сварила и съела. «А что делает Бог?» — спросила я. «Он есть», — ответил Херцбрудер. Еще он мне сказал такое слово — «космогония», и что это слово значит «как и откуда взялся мир», и еще, что я могла бы ему это объяснить, если бы очень хорошо подумала, мне ведь делать нечего. А я разве ничего не делаю? Я же люблю Херцбрудера. Но я решила попробовать делать это одновременно: любить Херцбрудера и думать о происхождении мира.

Бог есть. И мир — Божий. Значит, Бог придумал мир. Вначале был ПШИК. Потом появилась я — так был создан мир. Ведь мир получается, когда возникают какие-то отношения. ПШИК вечен и Бог вечен. Значит, надо придумать меня, потому что в случае, если есть я, между Богом и ПШИКом сразу возникают какие-то отношения. Правда, без меня, потому что я люблю Херцбрудера. Я только никак не могу понять, причем тут Херцбрудер? При Боге? При ПШИКе? Или всего лишь при мне? Если бы я была хуже Херцбрудера, разве я стала бы его любить? Или это Бог так придумал — он, наверное, сам такой большой, что в нашем доме не поместится, вот он и сделал маленького Херцбрудера, чтоб он жил дома. А однажды мне пришла в голову страшная мысль: вдруг Херцбрудер не Херцбрудер, а переодетый ПШИК. Тогда получается, что нет никаких отношений между Богом и ПШИКом, а только между ПШИКом и мной… Тогда одна надежда, что ПШИК — это переодетый Бог. А Херцбрудер сказал, что это еще хуже, чем пантеизм. Может быть, когда я получу это письмо, я уже буду знать, что такое пантеизм, ведь мне уже скоро исполнится шестнадцать лет.