Оливера Николова - Этюды об ибн Пайко [Тройной роман]

Сандри сначала подумал, что душа бея пылает от злости из-за песен христиан, несущихся из центра города, но бей, как оказалось, был сильно озабочен чем-то другим. Он вовсе не спешил набрасываться на ибн Тайко. Угли в жаровне, стоявшей посреди комнаты, хотя и почти потухшие, тем не менее освещали лицо бея, отражаясь от блестящих металлических стенок мангала. У санджак-бея было красивое, приятное лицо. Толстая серебряная цепочка и висевшие на ней серебряные часы, казалось, не спеша рассказывали о своем владельце, размеренно и печально. А печаль становилась еще сильнее, когда взгляд перемещался на палку для ходьбы, стоявшую у дивана в ногах бея — эта палка была сделана, сын Тайко знал точно, из лучшей дикой розы.

«Проходи и садись», — сказал бей, указывая на диван напротив. Он принимал ибн Тайко как старого приятеля, не выказывая никакого к нему пренебрежения из-за бедной и пыльной одежды рыбака.

Ибн Тайко сел на самый краешек дивана. Что означало такое отношение к нему со стороны бея? Он говорил на языке Сандри почти без ошибок и не стал скрывать это свое умение, не стал устрашать Сандри турецким. Уж не был ли он одним из тех захваченных янычарами христианских детей, некоторые из которых становились потом большими шишками в Турции? — промелькнуло в голове рыбака. Раньше он не видел бея так близко, даже в своих видениях, тем более в такой обстановке, и не мог даже предположить, что произойдет дальше. «Возможно, бею не суждено сыграть важную роль в тех событиях, которые скоро должны произойти, поэтому у него нет на его счет никаких предчувствий?» — подумал молодой человек, утешая себя. Нелегко придется ему теперь прокладывать дорогу в реальности, не имея никаких предварительных догадок, что его на ней ждет. Но может быть, за это и награда его будет больше?

Вошел слуга, который принес сладости для бея и для ибн Тайко, что еще больше удивило и насторожило его. Его принимали, как равного.

«Столько раз я собирался съездить в Блатие, — сказал вдруг бей, — чтобы посмотреть на холмы, спускающиеся к широкому ровному полю. И, конечно, увидеть озеро, откуда привозят ту рыбу, что я ем. Но никак не получалось. Мой врач советует мне попринимать ванны в тамошних горячих источниках, чтобы подлечить ногу, но я еще не решил. Этот проклятый Ибрагим-ага меня ужасно злит, чтоб ему пусто было. Все жалуется, говорит, что Блатие стало гнездом разбойников, гайдуков. Это что, правда, ибн Тайко?»

Рыбак похолодел. Неужели бей его позвал для того, чтобы выспросить? В чем тут ловушка? Как он должен ответить?

Но санджак-бей тут же улыбнулся.

«Не бойся. Я каждый день посылаю конницу по дороге на Блатие, чтобы она патрулировала окрестности. Я позвал тебя не за этим. Некоторые наши беи привыкли сразу бить гяуров, как только им захочется на ком-нибудь сорвать злость, вызванную совершенно другими причинами. Неверных часто бьют ни за что, а ведь они нам совершенно необходимы, без них мы бы не справились, кто бы стал выполнять грязную и тяжелую работу, если бы не они. Но кому под силу решить эту проблему? Иди сюда, ибн Тайко, подойди к окну. Скажи, что ты там видишь? Видишь мечети, выстроенные по всему городу. Они торчат везде, как столбы, христиане их боятся. А видишь — вон там мечеть Султана Мурада? Самая чудесная из всех. Она стоит на холме, у нее такой красивый фасад с четырьмя мраморными колоннами! Ее воздвигли по завещанию Султана Мурада Второго, отца Мехмеда-завоевателя. На фасаде, ты, может быть, видел, а, может быть, и нет, есть таблички, на которых написаны имена всех султанов и год постройки мечети, почти сто лет назад. Вот скажи, зачем мы все это делаем? Ставим памятники, строим мечети и молельные дома для дервишей? Потому ли, что мы думаем, что останемся здесь навечно, или, наоборот, именно потому, что мы так не думаем, мы хотим оставить о себе след? В строительстве мечети, ты это наверняка знаешь, участвовал мастер Хусейн из Дебара. Говорит тебе что-нибудь это имя?»

Бей посмотрел на ибн Тайко, который, побледнев, прижался к окну.

«Погляди теперь в другую сторону. Тебе отсюда видна часть крепости, так ведь? А там, дальше, у Лепенца, за холмом, акведук в двести арок из камня и кирпича. Знаешь, когда я смотрю туда, мой ум говорит мне вот что: когда-то там был древний Скупи, римский. Его разрушило землетрясение. Юстиниан перенес город сюда. Построил крепость, разместил в ней даже архиепископию. Думал, что будет вечным… Потом городом правил ваш царь Самуил, позже он находился во владении болгар, норманнов, сербов — думали ли и они, что будут вечными? Думали. Царь Душан даже короновался здесь, около моста, чтобы оставить свой след. О чем он думал? Разве он не видел, что вслед за утром приходит день, а за ним ночь, а лето сменяет осень, а ее зима? Теперь здесь оказались мы. Кто может сказать, какое время года наступило для нас? Лето? Зима? Или весна?»

Молодой человек вернулся к дивану, не зная, что ответить.

«Ну, ладно, я спрошу тебя о другом, — сказал бей все так же печально. — Я приказал сделать мне тамбуру, такую, на какой играют у вас. Мне нравится уд, но я хочу, чтобы мне стала по нраву и тамбура, понимаешь?» Бей поднял брови и сделал значительную гримасу, его лицо было грустно. «Тамбура ваша, но я хочу полюбить ее и играть на ней. Но что-то не так, звук мне не нравится, не услаждает меня, такое впечатление, что он меня не любит. В чем тут загвоздка, как ты думаешь?»

Ибн Тайко пожал плечами, так он обычно делал после своих великих предчувствий. Сколько еще продлится эта игра? Санджак-бей — один из потомков Магомета, и неспроста он снизошел до грязных сапог рыбака. Что скрывается за его хитростью? Может, его что-то мучит? Но отчего эта мука? Неужели его печальный взгляд откроет Сандри путь, по которому ему нужно двигаться, чтобы приблизиться к своей мечте?

Рыбак вздохнул.

«Тамбура требует большого искусства, чтобы ее сделать, и еще большего, чтобы на ней играть, великий бей, — тихо сказал он. — Как я слышал, дерево для ее изготовления должно быть черешневое или кленовое, а кроме того…»

«Это мне известно…, — сказал бей, — выходит, каждому свое, а? Но скажи-ка мне теперь, кто стер с лица земли тех, кто был до нас? Аллах, Иисус… или человеческая ненависть? Кто убил и покрыл землею всех этих сильных и могущественных людей?»

Они приближались, приближались к чему-то важному. Но приближались очень уж медленно. Санджак-бей с великой печалью во взоре вел за собой ибн Тайко все дальше, будто таща его на веревочке.

Он сказал:

«Чего можно достичь силой, ответь мне. Чего можно достичь, если человеческая душа сама не откроет тебе двери и не позовет к себе?» Санджак-бей взял свою палку и пододвинул ею к себе книгу, лежавшую на диване. «Послушай-ка вот это, приятель», — сказал он и начал читать по-турецки какое-то стихотворение, которое тут же переводил для ибн Тайко.