Людмила Иванцова - Родительный падеж

— Мам, ты не волнуйся, я тут сяду в метро, а там меня уже встретят. Ну, есть одно дело, Леся с другом сегодня сдают большую работу, думаю, девушке не помешает моя поддержка. Они три недели разрисовывали машину для одной блондинки, та им доверила самим придумать, что нарисовать, терпела, вот сегодня принимает работу. Представляешь себе напряжение мастеров? — улыбнулся Николя.

— Ой, и правда… А как же это — она даже не знает, что ей там рисуют? Вдруг не понравится, тогда и не заплатит, да? А ты сам хоть знаешь, что они нарисовали? — удивленная интригой, спросила Наталья.

— Нет. И я не знаю, — развел руками Николя. — Как-то будет. Хотелось бы, чтобы все остались довольны.

— Напряженный ты выбрал момент для знакомства с девушкой! — заметила Наталья.

— Почему — для знакомства? Мы уже будто сто лет знакомы. Это не знакомство. Это — визуализация! — произнес он и обнял маму. — Не волнуйся, если вдруг потеряюсь, я тебе позвоню!

— С´ыночка, ты ж не забудь, что вечером мы едем к крестной — ужин в нашу честь!

— Хорошо, мамочка, я на пару часов, не думаю, что это надолго.

При выходе из метро Николя купил у какой-то старушки букет хрупких нарциссов, прошел через стеклянные двери и остановился в нерешительности. Ему до сих пор не верилось, что обычная и понятная виртуальность сейчас превратится в реальное и материализованное, что он сейчас увидит Лесю, услышит ее живой голос, может, даже возьмет ее за руку…

— Кельоретиль сильвупле? — прозвучало сзади, и парень вздрогнул от неожиданности.

— Тю парль франсе? — удивленно ответил он, оглянувшись и увидев за собой Лесю именно такой, какой бы и хотел ее видеть.

В джинсах и яркой полосатой футболке, среднего роста, ладная, не худая, не полная, с распущенными каштановыми волосами чуть ниже плеч и с добрыми улыбающимися глазами, в которых прыгали веселые чертики, Леся стояла, чуть наклонив набок голову, и разглядывала Николя.

— Нет. Не парль, — засмеялась она. — Это я узнала у одной знакомой, которая учила в школе французский, как спросить «который час». А цветы мне или нашей заказчице? — уточнила Леся, закусила нижнюю губу и стала внимательно разглядывать небо.

— Тебе! Конечно, тебе! — Протянув девушке букет, Николя сделал шаг навстречу и, наклонившись, чмокнул ее в одну, а потом в другую щеки.

— Мерси! — слегка смутилась Леся. — Пойдем? А то уже вот-вот придет Маша.

— Маша — это блондинка?

— Да. Крашеная, — засмеялась Леся, указала букетом направление движения и пошла первой, но, заметив, что Николя прихрамывает, замедлила ход.

Маша опаздывала. Леся с Сервантесом, конечно, волновались, но высокая оценка французского гостя, поставленная их работе, добавила им уверенности в себе, и они надеялись избежать большого скандала. Тем более что накануне заходил Машин отец и тоже остался доволен, даже приводил свою молодую жену посмотреть на обновленную «субару». Та походила вокруг, потрогала руками, посмотрела, а потом сказала, что если вдруг Маша будет недовольна, то она готова забрать эту тачку себе. Сервантес глубоко вздохнул и отвел глаза в сторону, потому что поразить он хотел уж никак не шефову жену.

Николя сидел в углу полутемного гаража за столиком, разглядывая под настольной лампой альбом с фотографиями, который Леся сделала в подарок для Маши в придачу к машине. Там было самое первое фото еще до их знакомства, когда девушки обменялись «любезностями» у ворот, потом фотографии машины грязной, потом мокрой, потом сухой после мойки, потом — по ходу работы, а в самом конце альбома — фото девушки-блондинки с мокрыми волосами и черным зонтом в руке. Николя присмотрелся внимательнее к фотографии и удивленно произнес:

— Леся! Так это же…

В этот момент открылась дверь гаража и вошла Маша в сопровождении отца.

— Всем привет! — произнесла она.

— Привет творческому коллективу! — поздоровался Антон Павлович.

— Добрый день, — вместе ответили Леся и Сервантес.

— А чего это тут так темно? — встревоженно поинтересовалась Маша. — Включайте свет, а то уже нервы не выдерживают ждать!

Леся и Сервантес переглянулись, и парень, будто в замедленном кино, протянул руку к выключателям. Засветилось все, что могло, — ряд ламп дневного света на потолке и лампы на стенах по периметру гаража. Слегка ослепленная, заказчица прищурилась и посмотрела на машину. Через долю секунды она крепко зажмурилась и постояла так секунд десять. Открыв глаза, она медленно пошла вокруг машины и через пять шагов замерла.

— Вы что — издеваетесь?! Я три недели мотаюсь по Киеву на городском транспорте, жду чуда, а вы мне машину помыли?! — Она оглянулась на отца, потом перевела взгляд на художницу. — Леся?! Леся!!! Ну, я даже не знаю…

— Маша, ты не нервничай так, — произнес Сервантес, — ты успокойся… Машина правда чистая…

— Помыли?! Так хоть бы вытерли! А что ж вы рисовали тут три недели, а?! Может, где-то на крыше хоть одна бабочка или какой-то таракан?!

— Маша, некогда им было вытирать, ты уж сама как-то… — сказал отец и протянул дочке тряпку.

— Так это твоя идея?! Это такой мне сюрприз? Пообещал эксклюзивную аэрографию, а уговорил их сохранить аутентичный вид машины, да?! — Губы девушки задрожали от обиды, она схватила тряпку и швырнула ею в машину.

Тряпка скользнула по гладкому капоту и упала с противоположной стороны автомобиля. На капоте ничего не изменилось. Маша замерла, нахмурила брови и задумчиво поправила рукой волосы. Она глубоко вдохнула, выдохнула и опять пошла к машине. Девушка наклонилась вправо, потом влево, поднялась на цыпочки, глаза ее округлились, она недоверчиво оглянулась на отца, который улыбался за ее спиной, потом снова посмотрела на машину, подняла глаза на Лесю, перевела их на Сервантеса и осторожно протянула руку к капоту.

Она провела кончиками пальцев по прохладному синему металлу — машина была сухая. Маша тихо, с недоверчивым видом обошла вокруг своей машины, легко прикасаясь к каплям рукой, но они не исчезали. Несколько сотен, а может, и тысяч капель разного размера поблескивали на синем металле машины, отбрасывая маленькие темно-синие тени, и даже стекло в уголках окон выглядело как едва забрызганное или запотевшее. На лобовом же стекле четко был виден прозрачный след от «дворников», а за ним — тоже, будто настоящие, капельки воды.

— Это гениально! — прошептала Маша в полной тишине. — Это гениально! — повторила она вслух, потом взвизгнула и кинулась к Лесе обниматься: — Леська!!! Это ге-ни-аль-но!!!

И тут все зашумели, заговорили, засмеялись одновременно, Маша ругала художников, что так ее напугали и даже рассердили, отца, что сговорился с ними, Лесю, что слишком уж непредсказуемым был результат, Сервантеса — просто за компанию с остальными. Художники возбужденно рассказывали, как они волновались, отец — как он тоже не сразу воспринял эту идею, а Маша все трогала руками машину то там, то тут и не верила своим глазам. Вдруг она заметила в углу гаража высокого худощавого парня, который стоял возле стола. Тот улыбнулся и сказал: