Людмила Иванцова - Родительный падеж

— Ой, какие люди! — вдруг донеслось с правой стороны улицы.

Молодежь оглянулась, и все увидели за стеллажом с эзотерическими товарами и ароматическими палочками улыбчивого Санчеса.

— О! Привет, Санчес! — Зингер направился к нему через улицу.

— А чего это ты в верхнюю часть Андреевского перебрался, а? — удивленно выкрикнула Гайка и тоже пошла к старому знакомому.

— Да вот, хозяин завел еще несколько «рабов», и теперь у него аж три точки. На моем месте стоит новенькая, а меня сюда, — объяснил Санчес, искренне обрадовавшись приятелям.

Маша и Николя, не очень понимая, что происходит, задержались на тротуаре левой стороны улицы, но Леся и Сервантес взяли инициативу в свои руки и повели гостей знакомиться. Санчес с любопытством посмотрел на обоих новеньких, пытаясь понять, являются ли они парой или тут какая-то другая комбинация, и вопросительно зыркнул на Сервантеса. Тот слегка смутился, пожал плечами и покосился на Машу. Но тут Леся всех перезнакомила.

— Санчес. Наш уикэндовский коллега по Андреевскому, классный парень, — сообщила она новеньким. — А это Маша. Мы с Сервантом разрисовывали ее тачку. И она нас не убила, — пояснила девушка Санчесу, а тот улыбнулся и кивнул.

— Николя — гость Киева, друг Маши. И наш, — продолжила она.

Парни пожали друг другу руки, но Санчес не слишком поверил словам, потому что Леся, когда рекомендовала нового друга, смотрела куда-то в сторону, уходя от взгляда Санчеса.

— Николя — какое-то странное погоняло! Хотя я тут уже привык и к Гайке, и к Зингеру, к Серванту тоже. Вот еще с утра забегала Катастрофа, а за ней Кефир, — засмеялся Санчес, приглядываясь к гостю.

Николя слегка нахмурил брови, прокручивая в голове услышанное, и вопросительно посмотрел на Лесю. Та махнула рукой и расставила все по местам.

— Во-первых, ты слишком быстро говоришь, чтобы Николя мог тебя понять, потому что даже если он знает слова «кефир» и «катастрофа», то, наверное, завис на слове «погоняло», — улыбнулась она, оглянувшись на гостя города. — Санчес, ты хоть и Санчес, но не латиноамериканец, а вот Николя, если и не совсем француз, то уж точно не местный!

Леся говорила медленно, Николя все понял и кивнул, а Санчес осознал, что со слишком большого радиуса пошел на заход к Лесе и этот «не совсем француз» (и где только взялся?) явно его опередил.

— Ясно? — дружелюбно улыбнулась Леся Санчесу.

— Да уж ясно, не дурак, — развел руками парень, и Лесе стало его немного жаль.

— Так вы куда? Сегодня, вижу, торговать не будете? Да и поздно уже…

— Нет, мы просто так гуляем, — затарахтела Гайка, — мы еще хотели по лестнице на холм выдраться, показать гостю вид города сверху, застройку урочища Гончары внизу.

— Вот только пива купим и полезем, — подтвердил Зингер, которого больше всего допекал теплый майский день, но его черная кожаная одежда оставалась неизменной.

— Ну-ну, давайте. Художники — люди вольные, — миролюбиво произнес Санчес и вздохнул: — Сервант, а как твоя жаба, денег принесла? Я ж тебе желал! — обратился он к молчаливому, но улыбчивому Сервантесу, который как раз размечтался, как будет помогать Маше взбираться по лестнице вверх.

— Денег? А то! Спасибо, дружище! Жаба и правда непростая!

— Ты ж, наверное, ее целовал каждое утро и каждый вечер?! — захихикала Гайка, изобразив смешную рожицу, и все рассмеялись, только Маша ничего не поняла и насторожилась.

Сервантес вытащил из кармана подаренную когда-то Санчесом жабку и при всех чмокнул ее в губы, растянутые в хитрой улыбке. Все засмеялись еще громче, и Маша со всеми, и даже Николка, который наконец понял, что слова — это лишь слова и не всегда надо копать каждое отдельно, когда есть понимание ситуации и того, чего словами не скажешь. Он положил руку Лесе на плечо, она подняла голову и глянула на него счастливыми глазами. А может, ему так показалось.

— Нет, что ни говори, а семинар мы сбацали на высшем уровне! — словно подвел итог разговору Зингер, допивая из бутылки пиво и еще раз оглянувшись на вид с холма над Андреевским спуском.

— И экспозиция удалась, Соломонович был очень доволен. И ты, Гаечка, просто звезда! Так всех организовала, такая малая, такая талантливая! — засмеялась Леся.

Гайка подхватилась с травы на ноги и сделала несколько реверансов. Опять разлетелись ее разноцветные косички, и опять это шоу вызвало веселый смех зрительской аудитории.

— Задание заданием, но если отбросить обязательность предмета и задуматься, что это были живые люди, которые ели, пили, страдали, думали, что-то хотели сделать большее, чем просто… чем просто оставить после себя крестик на холмике и несколько потомков, то, конечно, поражает, — задумчиво произнесла Леся, потом заметила, что говорила слишком быстро, и продолжила медленнее, глядя в глаза Николя. — Поражает вопрос, что именно двигало ими? Что не давало им жить, как все те, чьи имена стерлись и из памяти, и с тех самых крестиков на холмиках? Ведь жить, как все, проще! Не нужно никому ничего доказывать, можно даже считаться очень умным и благонадежным, нормальным. Как все — это ж нормально.

Вдруг Сервантес, хлопая себя руками по джинсам, начал выбивать ритм и запел речитативом:

— Для волненья вовсе нету причин, коль дают, то бери, если бьют, то беги. Технология проста, кем бы ты ни стал, утром встал — приседай до ста и читай устав!

— Бумбокс! — радостно выкрикнул Николя, и вся компания удивленно посмотрела на него.

— Ого, Леся! Видна чья-то солидная просветительская работа в диаспоре! — засмеялась Маша, которая до сих пор сидела возле Сервантеса на подстеленной им газетке, пила пиво и прислушивалась к дискуссиям художников, не вмешиваясь в разговор.

— Ну, кто-то же должен, — смутилась Леся, разведя руками. — Ты ж запустила воспитание названого брата!

— Нормально-нормально! Продолжай в том же духе! Он скоро, вижу, и сам начнет песни и стихи писать! — засмеялась Маша, ткнув Николя в ребро указательным пальцем с длинным разрисованным ногтем.

— Нет, я этого не умею, я — одичавший программер, — опустив глаза, сказал Николя. — Я разве что сайт могу сделать для художников, чтобы они там тусовались.

— А за стихами и песнями, Маша, это ты к Серванту, плиз! Или ты думаешь, что он только тачки умеет разрисовывать? — подмигнула Маше Леся. — Кстати, Сервант, мог бы и гитару прихватить, а?

— Да я ж думал, что мы на выставку батика… — смутился Сервантес.

— Выговор тебе! — с наигранной строгостью произнесла Маша. — Отработаешь!

Все засмеялись, а Сервантес молча быстро-быстро закивал, опустив глаза и показывая согласие и желание подчиняться любой команде этой блондинки, которая была не такая уж и строгая, как казалась в начале знакомства.