Николай Беляев - Город детства [СИ]

Машину мы припарковали на тихой, когда-то центральной улочке, застроенной старыми домами ещё, наверное, до революции — такие домики, каменные на первом этаже, деревянные на втором, часто встречаются в старых российских городках, особенно вдоль «золотого кольца». Впрочем, сейчас мы немного южнее… но тем не менее. Было удивительно видеть улицу, не завешанную яркими вывесками — они тут попросту никому не нужны, центр города давно сместился отсюда за реку, а этот район так и остался — пережиток прошлого, частный сектор меж современной застройкой.

После кондиционированного салона навалилась духота. Несмотря на неблагоприятный прогноз, погода разгулялась — плюс 25, не меньше.

К реке проще всего выйти через рынок. Когда-то, детьми, мы ходили на него по выходным — просто погулять, посмотреть, иногда встречалось что-то интересное на развалах-барахолках… Сейчас рынок будто вымер, ни души — ну да, будний день.

Прямо за рынком, над рекой, стоит церковь с огромным полукруглым куполом. Я никогда не знал, кому она посвящена, да и сейчас не знаю. Просто она для меня всегда была одним из символов этого небольшого городка — на пригорке, над рекой, видимая с огромного расстояния. Рядом с ней вторая, совсем маленькая и даже на вид гораздо более старая — тогда она была разрушена, сейчас сверкает новенькой побелкой.

Их видно издалека… и отсюда видно далеко.

Мы на возвышении, на вершине холма над рекой. Кажется, что на ладони весь город, но впечатление обманчиво — город раскинулся на этих холмах, уходя вдаль, словно щупальца осьминога, одним взглядом его окинуть невозможно.

Река синеет внизу, отражая почти открыточное небо с кучеряшками облаков, изгибами уходя за холмы и слева, и справа. Когда-то городок вырос именно здесь, на берегах древней русской реки, как один из многих в цепочке защиты от Орды. Давным-давно, во времена легенд… Потом война, короткая оккупация, послевоенное время, строительство заводов — город из сонной деревеньки превращался в именно что город.

Сколько я тут не был? Кажется, вечность…

Слева за деревьями — серые фермы железнодорожного моста. Если присмотреться, чуть в стороне видна железнодорожная станция. Да, помнится, мы садились здесь на пригородный поезд, идущий до ближайшего крупного города, а моя бабушка вручила нам в дорогу пирожки. С чем они были? Не помню… а вот сами пирожки запомнились, хотя это было лет тридцать назад, а то и больше. И пригородные поезда тогда были из старых, потёртых плацкартных вагонов — уже потом на этой неэлектрифицированной ветке пустили новенькие (тогда ещё новенькие) венгерские дизель-поезда…

Вдали, над железнодорожным мостом, выглядывает над деревьями колокольня церкви. Не помню её — скорее всего, она новая, построена уже позже. А вот еле видный за ней купол знаком — я фотографировал эту церковь в начале девяностых, тогда там только-только начинал строиться монастырь. В тот раз, зимой, мы приехали за водой к источнику, который находился у реки, как раз ниже этого монастыря, и мне удалось поймать потрясающий кадр — крест на куполе ещё недостроенной церкви сиял, отражая невысокое зимнее солнце… Сколько уже отсчитал календарь с того дня? Четвертак, не меньше.

Справа внизу через реку перекинулся автомобильный мост на высоченных опорах. Даже два моста — второй построили не так давно, чтобы разгрузить старый. А вот тогда он был ещё один… и казался громадным. Сейчас же проедь по нему — однорядное движение, словно узенькая струйка машин… в детстве всё казалось большим. Удивительно, как умудрились построить новый мост точно в той же стилистике, что и старый — они смотрятся как единое целое, словно всегда тут и были.

Справа от моста, на противоположном берегу, был городской пляж — мы бегали сюда купаться и собирали нераскрывшиеся ракушки беззубки, которые бабушка варила на корм курам. А по реке периодически ходили буксиры с баржами… нет, не буксиры, а толкачи — баржи они толкали перед собой. Кажется, они возили песок. Ну да, вон же они, баржи — чуть левее столпились рядом с песчаным раскопом на берегу. Значит, и сейчас иногда ходят…

Над рекой поднимается сплошная полоса деревьев — там частный сектор, где жила бабушка, и парк. Можно ли рассмотреть отсюда крышу бабушкиного дома? Вряд ли, слишком уж далеко… А парк раскинулся совсем рядом, и мы с соседскими ребятами бегали туда играть. В парке было огромное количество деревянных скульптур — в зарослях можно найти сделанного из коряги лося, а рядом с поваленным деревом — почти живую картину «Утро в сосновом лесу» с искусно вырезанным медведем чуть не двухметрового роста и тремя медвежатами… Как я жалел тогда, что у меня нет фотоаппарата! Когда он появился, скульптуры уже снесли из-за ветхости. А новых тогда так и не появилось — скульптор, говорили, умер, а его преемник ограничивался простенькой резьбой на столбах…

Там, в парке, под соснами, на усыпанной хвоей земле мы метали кольца на колышки, качались на качелях-лодочках, взлетая, кажется, чуть не до небес, играли в прятки… Тут была даже карусель с самолётом, который тогда, в детстве, казался почти настоящим — правда, потом её снесли, и даже когда я был школьником, от неё оставалось лишь заросшее основание…

А за парком был продуктовый магазин, где мы покупали вкуснейшие свежие рогалики и лимонад… кажется, «Саяны». Да, точно, «Саяны» — у нас в городе он почему-то не продавался, а тут я пил только его. А в маленьком магазине игрушек я незнамо как умудрился купить сборную модель парусника — неимоверная редкость тогда, в конце восьмидесятых… Она до сих пор цела — стоит на шкафу, собранная и покрашенная.

М-да… Что-то нахлынуло.

Автобусы ходили очень плохо. Город с несколькими центрами-узлами, расположенный в форме звезды — и куча маршрутов, почти не пересекающихся. Доехать с одного конца города на другой без пересадки почти невозможно, дождаться автобуса тоже сложновато, несмотря на то, что даже автобусные билеты стоили в полтора раза дороже, чем у нас — шесть копеек против четырёх. И потому на остановку к мосту, тому самому, автомобильному, мы почти всегда ходили пешком — спускались от дома то по глинистой скользкой тропке, то по совершенно новой в те времена лестнице на двести ступеней, украшенной на вершине грубоватой копией клодтовского «Укрощения коня». Потом переходили мост со смешным названием «Белкин» — после очередного ремонта на ограде его даже появились изображения белочек — над узкой порожистой речушкой. И уходили в поле, шли вдоль железнодорожной ветки каких-то подъездных путей. Километра полтора-два пешком топали, не меньше… Поднимались на насыпь моста и долго-долго ждали на остановке автобус, который увозил нас на другой конец города, где жили родственники.