Татьяна Веденская - Вторая половина Королевы

– Даже такая? – спросила я, кивнув на окно. Сначала Оксана не поняла, о чем вообще я говорю, а потом вспомнила, что там, за окном, светит окнами их семейный ресторан «Мельница», в котором Оксана пыталась залить свое горе самым неэффективным, но таким типичным способом. Самоубийство через алкоголь.

– Я не знаю.

– А я знаю, – тихо ответила я. – Я знаю, что неправильные решения остаются с нами, как ржавчина, как раковая клетка. Мы чувствуем их, мы ненавидим это, но мы никуда не можем от этого деться. Если решение правильное – оно уходит, как вода в песок. Ты забываешь, даже если что-то было так тяжело, так незабываемо. Но если решение ошибочное, оно будет пожирать тебя изнутри. От него не спастись ни алкоголем, ни раскаянием. Такое решение потом закрывает собой солнце, и ты начинаешь считать, что в мире уже нет ничего, кроме тьмы. Но это не так. Солнце как было на своем месте, так и остается.

– Я хотела ему позвонить, – призналась Оксана. – Ох, как я себя ненавидела за это. Когда мне прислали эту заметку из газеты о его помолвке, я просто не знала, как удержаться, чтобы не позвонить ему. Знаешь все эти звонки бывшим, глупые, лишенные смысла, но все их совершают, все звонят своим бывшим, чтобы лишний раз убедиться, что все и в самом деле кончено. Но в моем случае все на самом деле кончено. Он помолвлен. Я ушла от него. Он уже пережил это. Даже если я расскажу ему сейчас, это уже ничего не изменит, только испортит его отношения с отцом.

– Да наплевать на его отношения с отцом. Он имеет право знать.

– Он имеет право знать! – передразнила меня Оксана. – Вот откуда ты взялась на мою голову, Ромашка?

– Откуда ты взялась на мою голову, Оксана Павловна?

– Нет, в самом деле? Вот скажи, откуда ты взялась в моей деревне, в доме моего дядьки? Это же совершенно невозможно. Я все еще не исключаю варианта, что я по-прежнему сплю в белой горячке где-нибудь в «Мельнице», а вы с Апрелем мне просто снитесь.

– Сон в руку?

– Не сон, а самый настоящий кошмар. И такой натуральный, с капельницами и минеральной водой. Так как, ты настоящая?

– Самая что ни на есть, – усмехнулась я, домывая последнюю тарелку. – Конечно, никак нельзя исключать варианта, что все мы загружены в матрицу, и тогда я буду не я, а только программный код. Но если я даже и программный код, то самый натуральный.

– Жаль, – огорошила меня Оксана. И улыбнулась. – Потому что мне стыдно. Я совершенно не планировала, чтобы меня кто-то видел. Никак, ни в каком страшном сне. И все-таки ты тут, стоишь на моей кухне.

– На кухне твоего дядьки, – поправила ее я. – Слушай, он биатлонист, да? И ты тоже биатлонистка? У нас народ до сих пор в себя прийти не может от того, как круто ты стреляешь.

– Да? Серьезно? Обсуждают? – довольно улыбнулась Оксана. – Я давно уже ушла из спорта. Еще одна глава в книге разочарований. Но стрелять дядька меня научил. Я добралась до мастера спорта. Мне всегда нравилось это сочетание скорости и неподвижности, которое есть только в биатлоне. Холодный воздух, полная концентрация. Мы с Джованни как-то ходили на полигон, и, что интересно, он знал, что я умею стрелять. Он был в курсе, но все равно оказался не готов к тому, насколько отличаются любые стрелки любого уровня от биатлонистов. Потом даже специально привозил своих друзей, показывал им, как я стреляю. Говорил, что теперь боится при мне вести себя плохо.

– Сколько вы были вместе? – спросила я.

– Я иногда забываю, что мы уже не вместе. Я прожила там два с половиной года.

– Большой срок.

– Да, большой. Но порой кажется, что это была одна секунда. И теперь все в прошлом, он женится, а я пью в ресторане рядом с домом, и мне ставит капельницу мой психоаналитик. Какая проза жизни. Я думала, если я возьмусь за работу, если буду в новом коллективе, то у меня не будет времени думать или помнить. Оказалось, что времени все равно полно. Ночи, знаешь ли, такие длинные. Ладно, проехали. Так с чем ты пожаловала? Я так понимаю, раз ты приехала сюда, в мою деревеньку, значит, на работе случился какой-то кризис и без меня вы не справились. Докладывай.

– А Джованни? Неужели ты ничего не будешь делать с этим? – спросила я с надеждой. Оксана допила остатки минералки, тряхнула головой и повернулась ко мне.

– А ты думала, я побегу разрушать все то, чего таким трудом добивалась, только потому, что мой психоаналитик считает, что я неправа? Думаешь, стоит? Нет, не отвечай. Ты меня плохо знаешь. Я все равно ничего не стану менять. Потому что, если я приняла решение, я буду ему следовать. Даже если оно станет для меня ядерной зимой.

– Ты упрямая, – разозлилась я.

– Не то слово. Так что там стряслось на работе?

– Вирус. Вирус там стрясся.

– Ты что-то узнала? – моментально собралась и сосредоточилась Оксана.

– Только то, что целью этого вируса была вовсе не ты, – язвительно бросила я.

Деревня Яковская в Смоленской области, отдаленном районе, умирала, что, впрочем, не мешало ее жителям каждое утро воскресать из пепла. Дом, в который меня впустили, был одноэтажным, с маленькими окошками, которые опустились за долгие десятилетия так низко, что, если бы я пожелала посидеть у него, мне пришлось бы садиться прямо на пол. Против чего я, надо заметить, не возражала. У меня кружилась голова, во рту пересохло, я дрожала от холода и усталости. Больше от усталости. Хотела сосредоточиться и подумать, но не могла. Мысли ускользали от меня, как змеи, расползались и прятались где-то в темных закоулках памяти. Все последние две недели я занималась вирусом, рассеянным в нашей системе, пытаясь уловить его цель. Теперь, сидя тут, в деревенской избе в четырехстах километрах от Москвы, я неожиданно почувствовала, что у меня в руках появился ключ. Но стоило мне попытаться сосредоточиться на этом ключе, как меня начинало трясти и тошнить от голода.

– Что ж это случилось-то, батюшки-светы? Тебя побил кто? – причитала хозяйка дома, дородная баба в сатиновом халате и резиновых калошах на босу ногу.

– Никто меня не бил, – пробормотала я.

– Спьяну, что ли? – удивилась она. Я подошла к мутному зеркальному шкафу в углу и посмотрела на свое отражение. Н-да, немудрено было испугаться такой кикиморы лесной. Вещи порваны, волосы в грязи, на лице, оказывается, следы запекшейся крови и огромный синяк во все плечо.

– Я не пила, – пробормотала я, прикасаясь к отражению. Ох, как все плохо-то.

– Господи, ты откуда же взялась, голубушка?

– Грибы собирала? У нас тут, почитай, раз в месяц грибников находят. Мертвых, – со знанием дела добавил мужик.

– Типун тебе на язык, – рассердилась баба. Я замолчала, я смертельно устала и хотела одного – спать. Но спать как раз было нельзя. Нужно было что-то делать. Что-то важное.