Максим Дуленцов - Золото тайги

– Штабс-капитан Круглов, пехотного полка командир роты. В отставке.

– И кто же это тебе отставку дал? Ох, устал я, а проверять тебя надо.

Дверь кабинета скрипнула, в щель осторожно просунулось узкое холеное лицо:

– Господин подполковник, я выполнил ваше поручение, все готово-с, вот отчет об оставшихся денежных средствах в хранилищах и товарах. Ценности, что на вокзале взяли, посчитаем вскоре, уж больно их много, не управимся за неделю…

Голос осекся. Дверь отворилась пошире, и в кабинет вступил сам Иван Николаевич Коромыслов, с теми же интеллигентными тонкими усиками, сединой в висках и в прекрасно подогнанном сюртуке.

– Господин подполковник, да это же тот самый Круглов, что красным продался! Это их агент! Его надо немедленно арестовать, отобрать золото, если он его еще не сдал своим хозяевам, Ленину и Свердлову. Это враг! Я это золото хранил, прятал для вас, для господина Верховного правителя, а он продался большевикам!

Василий Андреевич ошеломленно глядел на Коромыслова, примериваясь, не достанет ли его кулаком, но в кабинет вошли солдаты.

– Благодарю вас, Иван Николаевич, помогли разоблачить, так сказать. Ступайте себе, мы справимся.

Коромыслов вышел с опасливой оглядкой, словно почувствовал угрозу, исходящую от Круглова.

– Ну-с, милостивый государь, сами скажете, где золото, или попробуем дознаться?

Василий Андреевич почувствовал невыносимую безысходность и закрыл глаза. Подполковник затянулся ароматным дымом, махнул рукой:

– В камеру. Завтра дознаем. Уведите его.

Как только солдаты вытолкали Василия Андреевича в коридор, идущий навстречу человек вдруг окликнул его:

– Штабс-капитан Круглов? – И скомандовал солдатам: – Отставить!

Те брякнули прикладами винтовок об пол. Василий Андреевич не поверил своим глазам: прапорщик Оборин стоял перед ним в мундире и погонах полковника!

– Василий Андреевич, как вы тут? Ах, да, вы же из этих мест родом. Что случилось, почему вы арестованы? Этот наш держиморда? Сейчас, минутку! – И прапорщик, ныне полковник, скрылся за дверями кабинета, из которого только что вывели Круглова.

Вышел оттуда буквально через минуту:

– Всё, всё решено, ко мне, ко мне, чай, коньячок. Вы свободны.

Завел к себе, налил коньяку, выпили. Василий Андреевич с трудом пришел в себя.

– Как же это вы, Оборин, здесь оказались? Ведь к Деникину уходили, на Дон?

– Волею судьбы, Василий Андреевич, только ее волей. Через Черное море, канал, вокруг всего света почти, во Владивосток, к адмиралу Колчаку. Слышали? Он теперь Верховный правитель России. С ноября, да. Служил я хорошо, сейчас вот начальник контрразведки корпуса. Да-с, вот такая судьба.

– Вы в такой должности – много знаете. У меня девушку… женщину мою… Чека в тюрьму посадила. Не смог вовремя приехать. Еще осенью. Не слышали о ней ничего? Жена она, бывшая, этого, у вас служит теперь… Коромыслова.

Оборин задумался, потер лоб, внимательно посмотрел на Круглова.

– Знаю, что жену Коромыслова расстреляли большевики. Говорит, по вашему же доносу: мол, вы из-за золота, что выкрали у большевиков, поссорились с ним и сдали в Чека и его самого, и жену его.

Мир рухнул в один момент. Василий Андреевич сжал голову ладонями и, казалось, хотел раздавить ее, исчезнуть, умереть. А зачем теперь жить? Что ему тут делать? Бога нет, да разве, если бы он был, допустил бы такое в созданном им мире? А раз Вареньки нет, и Бога нет, и не встретиться уже с ней ни на этом свете, ни на том, то и жить ни к чему.

– Дайте мне револьвер, Оборин, – только и сказал штабс-капитан Круглов.

Оборин горько покачал головой:

– В наше время самоубийство, Василий Андреевич, бессмысленно. Смерть найдет вас сама, причем быстрее, чем ожидаете. Вот только что вы были на волосок от нее. Кстати, расскажите-ка историю о золоте и вашу роль в ней поясните.

Василий Андреевич коротко и четко доложил всё. Вздохнул тяжело:

– Вы понимаете, Оборин, я хотел уехать с ней. Уехать далеко. Так, чтобы не видеть всего этого: войны, революции, России. Я всё сделал. И вот что случилось… Я теперь не верю самому себе, ведь я был твердо убежден, что если к чему-то стремиться, то так оно и выйдет. А что сейчас? Я всю жизнь мечтал к Вареньке, а она… она… – Круглов разрыдался.

– Помолитесь, Василий Андреевич, оно и полегче будет.

– Я в Бога не верю.

– Ну, тогда вот, – Оборин выложил на стол наган, – не заряжен. Постарайтесь не попадаться на глаза никому. Второй раз я могу вас не спасти, донос лежит в штабе армии, да и на золото всегда найдутся охочие. И я бы не отказался. Но, памятуя о том, что мы вместе пережили на фронте, говорю вам: ступайте с Богом. Быстро и незаметно.

Оборин открыл окно кабинета, выходившее на Каму. Круглов вылез, путаясь в тулупе, и скрылся в белой зимней тишине пермских улочек.

Он шел на север. Спал в сугробах, надеясь, что замерзнет и умрет, но теплый тулуп и сыпавшийся снег спасали его. Ночью в лесу ему казалось, что воющие поодаль волки придут и растерзают его, но звери не приближались, лишь грустная песнь их холодила душу. Пару раз в сумерках, уже под Чердынью, в сосновых лесах, где мало подлесной поросли, привиделся Василию Андреевичу необычный волк. Он был большой, даже громадный, черно-серебристый, с выбеленными клыками и пронзительными глазами-лампочками. Он вышел из-за столетней сосны, посмотрел на Василия, высвечивая взглядом душу, стоял так долго, а потом ушел. И не раз еще приходил – просто смотрел и уходил в тайгу, оставляя Василия Андреевича наедине с его скорбными думами о том, каким бессмысленным стало отныне его бытие, как жаждет он смерти и страшится ее. После ухода волка всегда шел снег, стихал мороз, и клонило в сон.

Так добрался Василий до деревни Семисосны, где подхватила его Марья, втащила в избу, потом выпарила в бане, накрыла старыми отцовыми зипунами, напоила топленым молоком, накормила картошкой паровой. И остался он жить тут, посреди тайги, где не было, казалось, ни революций, ни войн, никаких других катаклизмов, а были только он, Марья да еще горстка людей, затерявшихся во времени и снегах.

Только и до них эта напасть дотянулась. Марья умерла в двадцать втором от голода. Хлеба не уродились, до деревни добрался продотряд и изъял всю заготовленную солонину.

Василий Андреевич с дедом были в тайге, с осени ушли расставлять капканы, добывать дичь и ловить рыбу. Круглов вообще старался с заимки нос в деревню особо не показывать. Один из деревенских, Ванька Собянин, став начальником, пугал всех выданным ему револьвером и устраивал «совецку влась» на вверенной ему территории деревни, косо поглядывая на отставного офицера. Он и указал на дом Мартюшевых красноармейцам, а те уже выгребли из него всё подчистую.