Максим Дуленцов - Золото тайги

«Бомба, – подумал Витя, вспомнив человека из Джусалы. – Зачем им бомба? Какая там бомба, как мы ее достанем? А если она рванет по дороге?»

Ответов не было, челдон Валера мало что знал об этих вещах. Он весело курил за румпелем стрекочущего мотора, иногда подпинывая бак с топливом. Вторую канистру давно туда вылили.

Леха тоже увидел это и спросил:

– А обратно ты как? Бензин кончается.

– Да как всегда, ептыть, по течению на шесте. Течение-то вниз! – насмешливо сказал Валера, удивляясь непониманию городских. – Вона, глядите! – он указал пальцем на левый берег, там виднелись совсем разрушенные редкие дома. – Это деревня была, Семисосны. Там щас эти поселились, как их, ептыть, отшельники, что ли, короче, монахи каки-то. Крест поставили, молятся то ли Иисусу, то ли голове сушеной, у них даже баба есть, тоже монахиня, наши бабки в деревне всяки страхи про них рассказывают.

Река начала петлять еще бойчее, по бокам появились заросшие осокой разливы. Справа возникла серебристая лента рукава. Челдон направил лодку туда. Пройдя по рукаву немного, ткнулся в берег, заглушил мотор. Витя и Леха удивленно посмотрели на него.

– Всё, паря, приехали, ептыть. Там дальше, в километре, озеро, а я на Ларевку завернул. Тут до Васюков идти километров двадцать с гаком, а по другому берегу не дойти – болота, ептыть, да и Артамон там, на Банях, появляется. Я с Артамоном не дружу.

– Что за Артамон?

– Да я сам толком не знаю, ептыть. Появился тут, бабки грят, леший, жил тут один леший, Васька, типа Екатерины царицы сын – дак, мол, это евойный сын. Мужиков запутывает, охотиться не дает, сети рвет. Я его не видел сам, но батя говорил: не связывайся. Ну вот, ептыть, туда пойдете – и до Васюков дойдете. Там и рыбалка знатная, и косачи сидят в достатке. А я домой.

– А бомбу где рванули? – осторожно спросил Витя, от растерянности из-за потери проводника чуть не забыв самое главное, зачем они сюда ехали.

– Так там, у Васюков, и рванули. Там малое озеро, вода чистая, как слеза, батя был, рассказывал. Рядом где-то, я-то не был, но найдете, от Васюков километра три, ептыть. Но я бы не ходил туда, там Артамон все время и появляется, страшный, как черт. Порыбальте в Васюках, там избушка осталась, перекантуетесь. А то сгинете вы на взрыве у Артамона на мушке. Тута власти нет – тайга, ептыть.

С этими словами челдон Валера оттолкнулся от берега шестом, помахал рукой и, не заводя мотора, поплыл вниз по чистой и быстрой Ларевке, по пути распутывая удочку – видимо, в надежде порыбачить. Друзья остались на диком берегу, имея в наличии дробовик, восемь банок тушенки, пару пачек макарон с гречкой и складной нож.

– Ну что делать будем? – обреченно спросил Леха окружающую природу. Из всего многообразия растений, насекомых и невидимых млекопитающих ответить ему мог только Витя, который изучал карту, положив рядом компас.

– Видимо, мы здесь, – ткнул он нерешительно пальцем в обширный зеленый цвет на карте, – значит, нам надо идти на север.

И они пошли. Лодку бросили примерно через два километра, тащить ее было очень тяжело. К вечеру, еле волоча ноги, вышли к огромному водному пространству, противоположный берег был виден, но на север воде не было конца и края.

– Озеро, – переводя дух, предположил Витя. Леха упал на траву навзничь, не снимая рюкзака.

– Озеро не озеро, жрать охота и полежать. А если лежать, то нечего будет жрать. Дилемма, однако! Давай: кто готовит, а кто за дровами?

Бросили монетку. Вите выпало идти за дровами, Леха с удовольствием разлегся на траве. Топор был только маленький, но Витя сумел нарубить сучьев и приволок сушинку. С грехом пополам развели костер, изведя на это зажигалку и полкоробка спичек. Но огонь потихоньку отозвался на изможденное дыхание походников и весело затрещал сосновыми сучками. Леха уже принял водки, был бодр и весел, шутил невпопад, отвлекая Витю от мыслей о ночлеге. Палатку никто из них ставить не умел. Вскоре макароны с тушенкой были готовы, парни взялись за ложки, уплетая то, что в городе никогда бы даже не понюхали.

Неожиданно в ивняке что-то затрещало. Витя, перепугавшись, уронил ложку, Леха схватился за дробовик, от которого было мало толку, потому что он его не только не зарядил, но и из чехла не достал. Раздвигая ветки молодой ивы, к ним двигалось что-то черное, большое и страшное. Витя нащупал позади себя топорик, сжал рукоять так же крепко, как сжалось его яростно стучащее сердце. Из кустов вышел человек в черной хламиде в виде длинного платья, в черной шапке и с черной бороденкой, с большими черными глазами на осунувшемся лице. Глаза эти дико сверкали в языках костра, пальцы рук сжимались и разжимались. Человек был похож на жертву скуратовской опричнины времен Ивана Грозного, пока что не посаженную на кол. Он вышел к костру, упал на колени, отбил поклон выставившему перед собой топорик Вите и молвил:

– Простите, люди добрые, что потревожил, мало тут кого бывает. Просьба у меня к вам: не прогоните, не откажите, мне бы хлеба кусочек малый. Мне да братьям моим и сестре. Давно не ели уж. Не откажите!

Человек снова бухнулся лбом в землю. На шее у него Витя заметил деревянный, грубо вырезанный крест.

– Вы кто? Монах?

– Истинно, монашествую здесь. Храм строить намечаем. Благословения нету, конечно, ну да Господь сподобит владыку, обратит на нас взор, подождем. Дайте хлебушка, может, и сахар у вас есть?

– Ну конечно, вот, – Витя протянул бомжеватому монаху буханку хлеба и банку тушенки. Тот вновь бухнулся оземь и потом продолжал кланяться, но уже пятясь, скрываясь в ивняке.

– Эй, а ты тут все знаешь? Места покажешь?

– Конечно, покажу, Господь с вами, благодарствую, – раздавалось бормотание из кустов.

Леха покачал головой:

– Ты чо ему целую буханку отвалил? У нас хлеба всего три осталось.

– Ну просил же, монах, святой человек…

– Да какой он монах? Бомжара или бесконвойник. Развел он нас.

– Завтра прийти обещал, показать всё.

– Ага, жди, – Леха допил водку и лег спать, застегнувшись в спальнике. Видимо, и вторую ночь им придется провести без палатки, сиротливо ютящейся у Вити в рюкзаке.

«Хорошо, что дождя нет», – подумал Витя. Небо вновь было звездное, холод пробирался в щели спальника, с озера доносились странные причмокивания и всплески. Под эту музыку природы Витя провалился в глубокий сон.

Монах пришел утром, когда он кипятил котелок с мутноватой озерной водой.

– Мир вам. Благодарствую, люди добрые. Всей братией молились за вас.

Витя хмыкнул, налил себе кружку, насыпал сахару. Монах чаю не попросил.

– А вот крупы какой нет у вас, люди добрые?

Леха высунул голову из спальника:

– А не пошел бы ты, попрошайка!

– Конечно, конечно, простите, – монах начал кланяться и пятиться.