Александр Варавин - Пройдя долиной смертной тени – 2

Жители Тибета, устав от кровавой междоусобицы и находясь под постоянной угрозой захвата внешними врагами, оказались готовы к восприятию буддизма как религии, которая могла бы прекратить бесконечные войны и возродить государство. Тем более, что учтя прежние ошибки, буддизм предстал для тибетцев в иной форме. Завоевывал власть не хитростью и интригами, а обещаниями благоденствия и процветания, выполнял роль посредника в межплеменных конфликтах, демонстрировал пышные ритуалы, поэзию и добродетельную философию.

Но вместе с сектой кадампа, проповедовавшей религиозное примирение с Бон, в страну пришли и другие буддийские секты: сакьяпа, каджупа, кармапа, настроенные более радикально. Из-за конкуренции этих сект сразу восстановить тибетскую государственность не удалось.

Время внутренней смуты продолжалось до тех пор, пока в стране не появилось секта гелугпа или ламаизм, одно из направлений буддизма ваджраяны, созданное первым ламой Тибета ученым-буддистом Цзонхава.

Так тибетский буддизм начал делать первые шаги на пути к будущему государству лам. С четырнадцатого века ламаизм проникал во все стороны жизни тибетцев, пока не стал главенствующей силой на всем нагорье. К концу семнадцатого века Далай-лама Лобсан Чжамцо, используя массовое принятие ламаизма монголами и их военную силу, укрепил суверенитет Тибета. А к тысяча семьсот семнадцатому году государство стало независимым территориально, но под формальным протекторатом. Ламы получили неограниченную власть и сложное наследство…

— Сложное наследство? — переспросил Эрик.

— Духов и демонов Тибета, которые до сих пор представляют опасность как для обычных людей, так и для буддистов.

— Ты хочешь сказать, что буддисты имеют дело с демонами?

— В некоторых районах Тибета — постоянно. Ламаизм ассимилировал множество магических техник бон, но после того, как шены были изгнаны или уничтожены, магическая практика буддистов способна только на самую примитивную защиту, но не уничтожение или изгнание демонов. К тому же буддисты не видят разницы между демоном и природным духом. Не могут открывать проходы для изгнания или управлять существами нижнего мира. В основном они откупаются от сверхъестественных существ. В самых сложных случаях обращаются к шаманам, тем, которые еще уцелели в диких горах.

— Откуда ты все это знаешь? — с некоторым удивлением спросил Такрона Эрик.

— Я же говорил тебе, что жил в буддийском монастыре. Там, в деревне джанкри, — недоуменно ответил Такрон.

— Ну, — Эрик вспомнил, что Такрон, действительно упоминал нечто подобное. — Я подумал, что это шутка.

Такрон хмыкнул, встал и ушел в святилище. Вернулся, прихватив еще две чашки с горячим чаем, и снова уселся, протянув одну из них Эрику:

— Моя семья, — начал он, — жила отдельно от деревни, недалеко от крупного монастыря, близ провинции Сычуань. Мой отец, старший брат, мать и я. У нас был неплохой дом, поле с ячменем, землю под который мы арендовали у настоятеля, козы и десяток куриц. Отец с братом часто уходили в горы, охотиться на кроликов и горных баранов, несмотря на то, что местность считалась собственностью монастыря и охота была запрещена. Мы считали себя буддистами, но свежее мясо было хорошим подспорьем при таком скудном питании. Особенно для детей.

Однажды отец с братом не вернулись с гор. Мать, прождав две недели, собрала все наши припасы и животных, посадила меня на двухколесную телегу, впряглась в нее и направилась в монастырь.

Мать долго звонила в колокольчик, пока калитку в воротах не открыл заспанный бритоголовый монах. Узнав в чем дело, просто закрыл калитку и ушел. Мать не сдавалась. Звонила, стучала ногами и громко кричала, пока дверь не открыл сам настоятель. Они долго что-то обсуждали, пока, наконец, мать не передала ламе продолговатый брусок серебристого цвета. После этого настоятель открыл дверь шире и мать, быстро обняв меня, втолкнула внутрь вместе с козами и курицами.

Так я оказался в буддийском монастыре. Несмотря на возраст — мне было всего семь лет — я был хорошо физически развит и смышлен.

Мне обрили голову, выдали бордовый кашай, монашескую одежду, и поместили жить на скотном дворе.

— Скотный двор в буддийском монастыре? — не сдержал своего удивления Эрик. — Они же не едят мяса.

— Конечно, не едят. Обычные монахи. Я не знаю как сейчас, но раньше, молоко, яйца, птица и козлятина были крайне необходимы для поддержания здоровья просветленных лам. Простые монахи, в основном, довольствовались все той же цампой, в которую лишь по буддийским праздникам разрешалось добавлять немного топленого жира яка. Сам же я, украдкой, часто поддерживал свое тело свежими куриными яйцами, пожирая их вместе со скорлупой.

В мои обязанности, кроме ухода за скотом, входила также уборка дворовой территории, мытье полов в церемониальной зале и, конечно, служба на «посылках». Меня часто отправляли с напоминаниями к ближайшим крестьянам-арендаторам о сроке уплаты ренты, к каким-то отшельникам-ламам с провизией, и просто для выноса помоев в специальную выгребную яму.

Я не могу сказать, что испытывал какие-то страдания, потому что жизнь в моей семье была куда более тяжелой и наполненной гораздо более серьезными лишениями. Кроме того, почти каждое утро, после выполнения своих хозяйственных работ, я со всеми остальными монахами принимал участие в утренних церемониях медитации и молитвах Будде. Все это было необычайно интересно. Особенно ежедневные занятия с подростками-монахами, среди которых я был самый младший, по изучению основных канонов буддизма, языков, как восточных, так и европейских, биографий великих бодхисаттв, и даже основ конфуцианства.

Сам настоятель постепенно стал выделять меня из стаи подростков, а когда я освоил счет и письмо, даже доверил мне ключи от главной калитки, чтобы я самостоятельно мог принимать налоги и подношения от местных жителей, пересчитывать их и заносить в специальную тетрадь, проверял которую монастырский лама-эконом.

Но иногда приходили странные люди, которые меня пугали… Об их приходе настоятель всегда предупреждал меня заранее. Я должен был проводить их через секретный коридор прямо в его покои. Эти люди всегда выглядели как самые дикие оборванцы, в грязной рваной одежде, с немытыми торчащими в разные стороны паклями начесанных волос. Не помню, чтобы кто-то из них выходил обратно через калитку.

Я знал практически все о явной и тайной жизни монастыря. Но самым интригующим, что не давало покоя бритоголовому мальчику, было наличие особой группы монахов, которые появлялись в общих помещениях только для принятия пищи. Все остальное время они проводили в специально оборудованном подвале, где предавались странным занятиям. Я нашел способ подглядывать за ними, расшатав и вынув один из глиняных кирпичей в кладке стены.