Александр Кондратьев - Белый человек

— Вот и славно! — кивнула медсестра. — Если мы расскажем все, как есть, люди набросятся на нас с Пейлом и будут считать, что мы с ним действуем заодно. А это не так: ни я, ни Пейл ни в чем не виноваты. Так сложились обстоятельства. Не удивлюсь, если Лилию убил ее папочка. Тогда я воздала мерзавцу по заслугам.

— Полегче, Шерлок, — поморщился Анатоль. — Я понимаю, все и так на взводе, и лишний раз лучше не разжигать. Пейл, ты-то сам что думаешь? Ты хочешь, чтобы мы устроили этот обман для тебя? Может, тебе проще уйти, откуда ты пришел? Тогда мы просто скажем, что ты убил старосту, предположительно убил Лилию. Приют проклянет тебя и заживет дальше своей жизнью.

Пейл поднял голову и мрачно улыбнулся.

— Хочешь, чтобы я ушел? Мне некуда идти. Если мне суждено умереть, то лучше я умру здесь.

— Приют — всего лишь маленький сонный городишко. Ты его растолкал, и он заворочался, как медведь в своей берлоге. Не понимаю, с чего ты взял, что умереть здесь — такая уж хорошая идея. Хочешь умереть — иди на войну. Там тебя ополовинят, как меня, и в тебе сразу проснется жажда жизни. Ничто так не пробуждает волю к жизни, как близость смерти.

— Моя жизнь — это война, — Пейл усмехнулся и снова уставился на свою изуродованную руку.

— Ну что, — сказала Снежана, — сделаешь, как я говорю?

Анатоль посмотрел на медсестру, потом на Пейла. Какой же удивительный ублюдок этот Пейл! Что же такого находят в нем женщины? Дело в его белоснежной коже, прозрачных волосах, ослепительной улыбке, ямочках на щеках или в чем-то другом? Что бы там ни было — он не держал на Пейла зла. Он чувствовал даже что-то вроде симпатии: «Моя жизнь — это война», надо же, а? А ведь он прав! Этот альбинос как бесконечно отступающая армия, сталкивающаяся с превосходящим противником и вынужденная снова и снова срываться с места. Из скольких мест его уже прогнали? Когда Пейл впервые появился здесь, всех завораживала тайна его появления: он шел по берегу реки, избитый, окровавленный, изможденный. Чужак менял тему, когда его спрашивали о прошлом, но для Анатоля все было ясно: Пейл проиграл в очередной битве против мира, мир проглотил его, подавился и выплюнул. Анатоль не хотел становиться частью этого мира, потому что с ним уже однажды поступили точно так же.

— Ладно, — кивнул Анатоль. — Будь по-вашему. Но я делаю это ради Приюта, а не ради тебя, Пейл Арсин.

Доктор ловко развернулся в своем инвалидном кресле, чтобы уехать, но на пороге столкнулся с Данилой и двумя мальчишками, выглядывавшими у него из-за спины.

— Доктор, вы здесь? — дрожащим голосом проговорил Данила. — Это хорошо! Там — беда… — и тут он увидел тело на полу, прикрытое одеялом.

— Здесь, как видишь, тоже, — вздохнул Анатоль.

У обеих сторон было чему удивиться и что рассказать друг другу.

Долгий, наполненный трагическими событиями день никак не хотел заканчиваться.

Рукопожатие рассказывает о мужчине больше, чем взгляд. Рукопожатие — древний жест воинов. Оно означает: сегодня никто не умрет. Со временем этот смысл стерся, и рукопожатие превратилось в нечто большее. По крепости рукопожатия можно судить, насколько мужчина утратил мужественность. Если он сжал твою руку слишком сильно, то он не уверен в себе и смертельно боится, что его не примут за мужчину. Так пожимают руки латентные гомосексуалисты. Слишком вялое рукопожатие — не рука, а дохлая рыбина — выдает развращенные, гадкие натуры. Потная ладонь сигнализирует о проблемах со здоровьем и, как следствие, о вздорном характере. Мягкое, уверенное, с умеренным энтузиазмом — опаснее всего, от такого человека можно ждать чего угодно. Женщины не пожимают рук по двум причинам: во-первых, они умнее, во-вторых, они не умеют превращаться в один орган, как это привыкли делать мужчины. Если мужчина услышал что-то тревожное, он замирает и превращается в огромное ухо, если рядом кто-то испортит воздух, мужчина превратится в один брезгливый нос. Если мужчина кого-то желает, то превращается в гигантский настойчивый фаллос. Рука, протянутая другому мужчине, тот же фаллос, то же соревнование, поэтому она бывает твердой или вялой. И поэтому некоторые плюют на руку, прежде чем протянуть ее.

Рукопожатие Пейла Арсина — до тех пор, как староста не приучил его обращаться с руками бережнее — отличалось той умеренной крепостью, которая умному человеку вроде Анатоля рассказывала о скрытности и расчетливости. Казалось, Пейл жмет руку не автоматически, а тщательно рассчитывая силу сжатия. Возможно, всем, кому Пейл жал руку, доставалась своя, особая крепость. Будто на каждого у Пейла был особенный план.

Анатоль сидел в своем кресле и смотрел, как люди подтягивается на главную площадь. По здешнему обычаю она называлась площадью Эдды. Ровно посредине рос большой дуб, который, как говорили, посадили еще отцы-основатели. Разумеется, дуб назывался Иггдрасиль. Почему предки не посадили здесь ясень для аутентичности, Анатоль не имел ни малейшего представления. От дуба концентрическими кругами расходилась брусчатка, и сейчас аккуратные камешки топтали сотни ног. Все пришли посмотреть, как казнят учителя Станислава. На похороны Лили и ее отца пришло вдвое меньше. Сюда пришел даже блаженный Федор со своей сворой собак.

Люди образовали большой круг. У дуба нервно переминался с ноги на ногу Руслан, которому явно было не по себе от выполнения своих прямых обязанностей. Скоро надо будет выбирать старосту, и самый очевидный выбор — городовой, вот только Анатоль сомневался, что после всего случившегося совет выдвинет Руслана. По правую руку от городового стоял здоровяк Иммануил, местный мясник. В руках он держал веревку, перекинутую через дерево. Веревка заканчивалась петлей, которая медленно покачивалась туда-сюда в жарком полуденном воздухе, как маятник, отмеряющий последние часы жизни преступника. Сам виновник торжества, учитель Станислав, застыл как изваяние, руки связаны за спиной, и только взгляд судорожно скачет по толпе, будто пытается найти глаза каждого, кто пришел.

Анатоль устроился в первом ряду: ему нужно было формально подтвердить смерть. Пейл задумчиво стоял рядом, здоровой рукой обнимая Снежану. Медсестра склонила голову ему на плечо и смотрела в пространство. Анатоль видел, как издалека, с другой стороны круга, Вера, певичка в кабаре, бросает на парочку выразительные взгляды.

Пейл всегда и для всех был центром притяжения. Вот и учитель наконец прекратил изучать толпу и уставился на Пейла пронзительным, долгим взглядом.

Руслан прочистил горло, начал было говорить, но из глотки выскочил только приглушенный хрип. Со второй попытки получилось:

— Жители Приюта, все вы знаете, что моя должность здесь была скорее данью уважения традиции. Городовым никогда не приходилось наказывать никого из горожан, потому что все мы жили тихо и мирно, — Руслан покачал головой. — До недавнего времени. Сразу три ужасных события потрясли наш городок. И во всем случившемся виноват этот человек. Тот, кому мы доверяли. Тот, кто воспитывал наших детей. После своего ужасного злодеяния он сам пришел ко мне и во всем сознался.